Возрожденец сцепил руки перед собой.
— Каждый год, на рождество, Лорд-мэр пополняет новобранцами свою армию. На ВДНХ собирается самое гнусное отребье со всей резервации в надежде стать частью той силы, что дает кров, постоянный паек и право на безнаказанное истребление себе подобных. После ряда испытаний самые ублюдочные из этих людей получают право называться стрелками…
Ну вот, теперь все на своих местах.
— Ты хочешь, чтобы я стал стрелком, Христо?
— Не я, а мы, Андрей. Мы хотим, чтобы ты сыграл в стрелка.
Христо взял в руки карандаш, завертел в тонких пальцах.
— Но почему ты не пошлешь Киркорова или Снегиря?
— Они уже были, — вздохнул возрожденец. — Но —не прошли испытания. Андрей, я не намерен скрывать от тебя правду. Помнишь, я сказал, что Снегирь потерял руку по пьянке?
Я кивнул.
— Это была шутка. Просто, как я уже сказал, он не прошел испытания. Как и Киркоров.
Мне вспомнилась одноглазая рожа Киркорова, блестящий значок на его груди. Там, в Кремле-2, этот значок сверкнул в свете костра, когда его обладатель подглядывал за мной и Мариной, истекая похотливой слюной. Гнида! Я совсем не удивлен, что этот слабак облажался на испытании.
— Что такое рождество? — спросил я.
Христо бросил карандаш на стол и откинулся на спинку кресла. Мне из-за стола стала видна только вихрастая макушка.
— О, рождество! — в его голосе явно проскальзывало облегчение, как после тяжелой работы, — Рождество —это религиозный праздник бывших, связанный с появлением на свет некоего Спасителя. Со Спасителем связана сложная и противоречивая история, о которой тебе больше рассказали бы иссуиты. Мы, возрожденцы, относимся к ней с недоверием.
— Ближе к делу. Когда это?
Христо распрямился, и, глядя мне прямо в глаза, отчеканил:
— Через неделю, Андрей.
В келье Марины было темно.
— Андрей, ты?
— Я.
— Постой, свечу зажгу.
Чиркнула зажигалка. Лицо Марины было тревожным. Отчего-то сейчас, в сумерках, ее до мельчайших подробностей знакомое лицо показалось мне … нет, не некрасивым, а просто усталым. Круги под глазами, уголки губ опущены, волосы растрепаны. Марина выглядела беззащитной и слабой, как запуганный зверек.
«Трое ублюдков из ОСОБи изнасиловали ее…» —чугунными буквами легли на меня слова Христо. Я скрипнул зубами.
— Ты чего, Андрей?
— Ничего.
Я обнял Марину, поцеловал холодноватые губы.
— Что тебе сказал Христо? — спросила она.
— Он хочет, чтоб я стал стрелком.
— И ты?
— Согласился.
Я думал: Марина обрадуется, но в ее глазах не отразилось ничего, кроме страха. Снегирь без руки, Киркоров без глаза… Она боится за меня…