– Куда тебя пустить? – я подошла к дочери и взяла ее за руки. – Что за спешка, малыш?
– К папе, – от серьезного взгляда странных глаз мне стало холодно. – Ника ехать. Папа плачет. Мама ехать? Брать Нику?
– Но куда, куда ехать, солнышко? Я же не знаю, где твой папа! – Губы задрожали, и я поспешила уткнуться носом в родную пушистую макушку.
– Ника знать, – дочка обеими ручками повернула мое лицо к себе. – Папа там.
– Да где – там, господи! – ну вот, не удержалась-таки, заплакала. – Где, в каком городе?
– Там, – теплая ручка вытерла мне слезы и махнула в сторону окна, – там!
Я не выдержала и, чувствуя себя последней идиоткой, вышла с дочкой на крыльцо:
– Где он, Ника, покажи?
Малышка закрыла глаза, прижалась ко мне всем тельцем и пару минут не шевелилась. Затем подпрыгнула так, что я едва удержала ее, и, потянувшись куда-то мне за спину, возбужденно затараторила:
– Папа! Папа! Там! Больно! Папе больно! Ехать! Мама, ехать!
Ледяной озноб мгновенно сковал меня.
Ребенок совершенно четко указывал на восток.
Где непостижимо огромным ковром лежала Россия…
– Хорошо, доченька, мы обязательно поедем, только вот так сразу нельзя, надо собраться, билеты купить, дедушке Сереже позвонить…
Я успокаивающе гладила бьющегося в руках ребенка по плечам, по спинке и говорила, говорила, говорила. Надо было отвлечь малышку, помочь ей справиться с той болью, которую она ощутила при контакте с отцом. Физическая это была боль или душевная, я не знала. Да и не все ли равно? Наш с дочкой самый близкий, самый родной человек где-то там, далеко, мучился и страдал. Мне, взрослой и довольно много пережившей женщине, с трудом удавалось справиться с этим, а что же говорить о нашей сверхчувствительной, настроенной на одну волну с отцом крохе?!
Я вбежала с вырывающейся девочкой в дом, навстречу уже спешила встревоженная Саша:
– Что происходит? Почему Ника так кричит? Она упала, ударилась? Ей больно?
– Да, ей больно, – я села на диван, прижала к себе дочку и, баюкающе покачивая теплое тельце, зашептала-запела песенку.
Какую? Не знаю. Такой песни нет, я пела первое, что, задыхаясь, прибегало на ум, что могло отвлечь и успокоить ребенка.
Уставшая от неожиданного отчаяния малышка, всхлипывая, прижалась ко мне и смотрела, смотрела своими невозможными глазами, жадно вслушиваясь в ласковые слова, пока не задремала, судорожно вздыхая время от времени.
К этому моменту вниз спустились заспанные Вика и Слава. Они начали было шумно выяснять, что случилось, но мать нейтрализовала вопли детишек, затащив их на кухню.
Минут через пять все трое на цыпочках вошли в гостиную и с индифферентным видом расселись вокруг. Завершал общую картину «А мы тут случайно, не обращайте на нас внимания» Май, притворившийся гипсовой собакой.