– Эй, руси, голодовка глупо. Съем мясо сейчас. Хочешь, да?
Вот уж нет. Пришлось взять миску. Я с трудом проглотила ложку бурды (к счастью, сама ложка осталась у меня в руках), затем, глядя в сторону, процедила сквозь зубы:
– Я не могу есть, когда на меня пялятся.
– Пялятся? Что это?
– Смотрят.
– А, понятно. Мирчо пошел. Руси съесть все. Когда принесу ужин, миска должна быть свободный.
Нежная улыбка заботливого мужа, и Мирчо пошел. К сожалению, не туда, куда послала его моя пытливая мысль. Очень пытливая, я даже сама не ожидала. От одного описания этой пытливости маркиз де Сад вскрыл бы себе вены, посчитав, что жизнь его была прожита зря.
Впрочем, нет, для маркиза это был бы вовсе не жест отчаяния, а сплошная развлекуха. Так, что могло бы в полной мере отразить степень его отчаяния? Пожалуй, только эротичное поглаживание пером пяток молодого павлина-девственника.
А степень моего отчаяния? Ничего. Нет такой шкалы.
Наверное, именно безразмерность моего отчаяния заставила меня вскочить с места, зашвырнуть миску со жратвой в уже использованное ведро. А потом начать предсказывать. Вещать. Пророчествовать. Что именно предсказывала новоявленная пифия?
Разное. Причем не только будущее толстячка Мирчо, я заодно описала довольно своеобразно весь его жизненный путь, начиная с момента зачатия.
Взыскательному слуху благовоспитанной публики можно было бы представить лишь процентов десять от всей моей речи. Остальные девяносто – в основном представляли культурное (и не очень) наследие татаро-монгольского ига, по сравнению с которым всякие там боцманы и грузчики – жалкие дилетанты.
Орала я долго, пока окончательно не сорвала голос. Зачем? А что прикажете делать – тупо жрать и жиреть?
Прикажут, дорогуша, прикажут. И что тогда?
Не знаю. И знать не хочу. Устала от ора и бренчанья цепью. Пожалуй, надо отдохнуть.
Ложиться на зияющий дырками тюфяк не хотелось. На пол?
С сомнением осмотрев неровный бетонный пол, я выбрала все же тюфяк, кое-как устроилась на нем и задремала.
Разбудил меня скрип двери. Я открыла глаза. Странно. Веки слиплись, что ли? Да вроде нет. Тогда почему так темно?
Потому. За окном ночь, а другого источника света здесь нет.
Ошибочка. Не было. Пока не появился светляк с маниакальными наклонностями. Собственно переносчика света мне почти не видно, вниз по лестнице плывет керосиновая лампа, силуэт толстяка лишь угадывался. Он что, поссорился не только с головой, но и с электричеством?
– Ну, руси? – Мирчо, кряхтя, дополз до последней ступеньки, затем поставил лампу на ближайшую бочку и повернулся ко мне, оживленно потирая ладошки. – Ты все съедала? Тебе понравилось? Я уметь готовить мясо, да! Вкусно! И знаешь, руси, что я решил? О, ты будешь рада! Я не буду убивать твоя, когда из тебя выйдет нежное мясо, нет. Я оставлять тебя здесь и постараться делать тебе новый нежный мясо. И пусть ждать долго, но зато всегда есть запас на всякий случай! Здорово я придумал, да? – псих гордо посмотрел на меня. – Я даже моя мама звонить, говорить, что я жениться, да! Мама очень рада. Она ждать внуков, вот глупая! Так, давай тарелку, положу еще еда.