Понять, что маньяк Мирчо – сын этой страшной женщины, было несложно. Не такой уж это трудный язык, к тому же один из славянских.
Я забилась в угол за стеллажом и старалась издавать как можно меньше шума. Особенно трудно было не бряцать цепью.
А женщина раскачивалась, вцепившись себе в волосы, и выла, выла, выла. Она не видела никого и ничего вокруг, кроме растерзанного тела сына на полу…
Ошибочка. Видела. Вернее, увидела. Захлебнувшись криком, она поднялась с коленей и медленно приблизилась ко мне. В глазах ее зажглась лютая злоба, женщина схватила молоток, лежавший на стеллаже, и замахнулась.
– Нет! – я сжалась и закрыла голову руками. – Не надо! Это не я! Его загрызла собака!
Молоток медленно опустился. К счастью, не на мою голову. Женщина заговорила. Она чудовищно коверкала русские слова, но понять ее было можно. В бывшей Югославии, похоже, обучение русскому языку было налажено неплохо.
– Кто ты? Почему цепь? Кто едать Мирчо?
И что мне делать? Эта жуткая мамаша в курсе пристрастий своего сыночка или нет? Если нет – как мне объяснить цепь на своей руке? Соображать быстро не получалось. После пережитого в голове было пусто, гулко, и кроме запоздалого эха, там ничего не было. Ну, почти ничего.
– На Мирчо напала большая страшная собака, она загрызла его прямо здесь. Передо мной! – буду биться в истерике, тем более, что мой внешний вид этому соответствует. – Это было так страшно, так страшно! А потом собака пошла ко мне, и я потеряла сознание! Больше ничего не помню!
Для того чтобы очень натурально колотиться, звеня цепью, больших усилий прилагать не пришлось. Мне действительно было до жути страшно.
– Откуда ты подвал? Откуда собака подвал? – продолжала допрос чудовищная баба.
Лицо ее и так не блистало красотой, сейчас же оно превратилось в отвратительную маску. К тому же мадам явно не злоупотребляла мылом и дезодорантом и смердела, почти как ее сынок. Она подошла практически вплотную ко мне и угрожающе нависла надо мной:
– Ну?!! Не молчать! Говорить!
А что говорить-то? Правду? И сколько я проживу после этого? Я почему-то была абсолютно убеждена в том, что мамаша все знала о своем сыночке, знала и молчала. А возможно, и поощряла его.
– Говорить! – я почувствовала ощутимый пинок в бедро.
Я охнула и непроизвольно схватилась за ушибленное место.
И тут жуткая тетка увидела мой живот.