— Почему вы решили?
— Да по мундиру.
— А что же с мундиром?
— Офицер инженерных войск получается, вот что! Поглядите, дорогой мой: на воротнике сюртука у него кант… красный! А красные выпушки и серебряный прибор были в те времена в инженерных войсках. Тут уж ничего не поделаешь.
— Значит?
— Значит, ясно: не Лермонтов.
— Так зачем же вы его повесили здесь?
— Да хоть ради того, чтобы вам показать, услыхать ваше мнение. Хоть и не Лермонтов, а пока пусть себе повисит. Он тут никому не мешает.
— А по-моему, Николай Палыч, тут еще все-таки не до конца ясно… Пахомов мотает головой:
— Оставьте!..
Оказалось, портрет попал в Литературный музей всего лишь за несколько дней до открытия выставки.
Пришла в приемную музея старушка, принесла четыре старинные гравюры и скатанный трубочкой холст. Предложила купить. Развернув, предъявила портрет молодого военного, который оценила в сто пятьдесят рублей.
Закупочная комиссия приобрела гравюры, а портрет неизвестного офицера решила не покупать. Зашла старушка за ответом. Ей возвращают портрет:
— Не подходит.
Разложив на столе газету, старушка уже собиралась снова скатать холст в трубочку, но тут как раз в комнату вошел Михаил Дмитриевич Беляев.
Увидев в руках старушки портрет, он заявил, что это тот самый, который разыскивает Андроников и фотографию с которого приносил в Литературный музей. Для точности заметил, что Андроников считает портрет лермонтовским, хотя Николай Палыч Пахомов держится на этот счет совершенно иного мнения. Вошедший вслед за ним Николай Палыч стал настаивать, чтобы портрет непременно приобрели. И тогда Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич распорядился купить. После этого портрет был внесен в опись музея под № 13931.
Спрашиваю в музее:
— Что за старушка?
— Слоева Елизавета Харитоновна.
— Где живет?
— Здесь, в Москве, Тихвинский переулок, одиннадцать.
Поехал в Тихвинский переулок.
— Слоеву Елизавету Харитоновну можно?
— Я Слоева.
— Вы продали на днях портрет в Литературный музей?
— Я.
— Откуда он у вас?
— Старший сын дал.
— А где ваш старший сын?
— В той комнате бреется.
— Простите, товарищ Слоев. Где вы достали портрет?
— Младший братишка принес. Он сейчас войдет… Коля, расскажи товарищу, откуда взялся портрет.
И этот Коля, студент железнодорожного техникума, рассказал мне конец моей многолетней истории:
— Ломали сарай дровяной у нас во дворе. Выбросили ломаный шкаф и портрет. Иду по двору, вижу: детишки маленькие веревку к портрету прилаживают, мокрого кота возить собираются. Я говорю: «Не стыдно вам, ребята, с портретом баловаться! Что вы, из себя несознательных хотите изображать?» Забрал у них портрет и положил на подоконник на лестнице. А старший брат шел. «Эдак, — говорит, — от парового отопления покоробятся и холст и краски». Снес я портрет домой, брат починил, где порвано, подреставрировал своими силами, протер маслом и повесил. А потом мама говорит: «Это какой-то хороший портрет. Снесу-ка я его в музей, предложу».