– Каникулы! – радовалась Динка. – Наконец-то и у нас каникулы!
– Не расслабляйся, – пытался урезонить ее Глеб, но было заметно, что говорит он скорее для порядка и, в общем, и сам не видит ничего плохого в том, чтобы поваляться на солнышке и искупаться в теплой озерной воде.
Сам лагерь состоял из деревянных домиков. В это время в них уже было полно молодежи. Жарили шашлыки, пели песни, а по вечерам устраивали большие посиделки.
«Русичи», как назвала себя команда Глеба, держались немного особняком. Каждый из ребят обустроил свой досуг так, как хотелось именно ему: Динка по-прежнему целые дни просиживала в сети, Александра лежала на берегу с книгой, Глеб делил свое время между тренировками и чтением, а Северин… он, конечно, дни напролет проводил в лесу.
Любовь к лесу подарил ему отец, и так получилось, что лес теперь стал единственной памятью о нем. Когда Северин оставался в лесу один, он словно слышал живой голос отца – в потрескивании веток, шелесте листвы, перекличке птиц…
– Лес – твой друг, – говорил ему отец, – научись смотреть ему в глаза и слушать…
И Северин смотрел и слушал, читая лесные знаки, как раскрытую книгу. Он знал всех лесных зверей и птиц и мог различить их по следам, он никогда не заблудился бы в лесу и шел по нему, словно в руках у него был компас. Северин и сам не понимал, откуда в нем это чувство, просто знал – и все. Он знал, что люди могут обмануть; лес всегда говорил правду. Если, конечно, как и учил отец, уметь его слушать.
В тот день – а это были третьи сутки с даты их приезда – он долго, до самого вечера, бродил по лесу. Возвращаясь, еще не подойдя на прямую видимость к лагерю, Северин уже понял, что там что-то происходит: в воздухе отчетливо пахло дымом.
Так и есть. На берегу озерца пылал большой костер, вокруг которого собралась, кажется, вся молодежь из лагеря. Северин заметил, что у многих девушек на голове пышные венки из полевых цветов и осоки, и тут уж сообразил, что сегодня – 22 июня, день летнего солнцестояния. С древних пор, еще до принятия христианства, в этот день был всеобщий праздник. Сейчас его называли Ивановым днем, или иначе – днем Ивана Купалы.
Кто-то из ребят у костра затянул тягучую плавную песню, парни и девушки взялись за руки и устроили красочный хоровод. Даже удивительно, сколько древнего, языческого оказалось в этих простых современных парнях и девчонках.
Северин смотрел на них, и ему казалось, что он каким-то чудом очутился в прошлом. Пыль городов, полные едва ползущих в часы пик автомобилей автострады, офисы и махины банков – все это представлялось сейчас неправильным, нереальным. Настоящее было здесь: в отблесках костра, в старинных, протяжных, проникающих до самого дна души песнях… Он смотрел на веселую игру у костра, слушал смех и ощущал, как тепло, как хорошо становится на сердце.