— Разве вы когда-нибудь были солдатом? — спрашиваю я.
— А зачем? Я член союза — и все. Мастерской ход, верно? Когда Шварцкопф узнает, его перекорежит от злости.
Шварцкопф — конкурент Герберта. Два года назад он узнал о страсти Герберта к союзам и в шутку заявил, что будет с ним конкурировать. Шерц отнесся к этому вызову столь серьезно, что Шварцкопф действительно вступил еще в несколько союзов и с удовольствием наблюдал за реакцией Герберта. Но со временем сам запутался в расставленных им сетях, вошел во вкус, с радостью продолжал свою затею и теперь сделался коллекционером — не столь откровенно, как Шерц, но действуя за кулисами, так сказать с черного хода, — и эта грязная конкуренция доставляла Шерцу немало забот.
— Шварцкопф так легко не сдастся, — отвечаю я, чтобы поддразнить Герберта.
— Не выдержит! Тут уж будут не только венки и знамя союза, но и сочлены в форме…
— Форменная одежда запрещена, — кротко поясняю я. — Мы ведь проиграли войну, господин Шерц, об этом вы забыли? Вам следовало бы вступить в союз полицейских, там мундиры еще разрешены.
Я вижу, что Шерц берет на заметку мои слова о полицейских, и я не удивлюсь, если через несколько месяцев он появится в роли безмолвствующего члена клуба полицейских «Верный наручник». Однако сейчас он все же возражает мне:
— Еще при моей жизни форма будет опять разрешена. Иначе как же защищать интересы отечества? Нельзя же нас поработить навеки!
Я смотрю в его опухшее лицо с лопнувшими жилками. Удивительно, как по-разному люди понимают рабство! Я считаю, что был к нему всего ближе, когда стал рекрутом и надел мундир.
— Кроме того, — заявляю я, — если умирает штатский, его, конечно, не будут провожать на кладбище в полном параде, в касках, с саблями наголо и с презервативом в кармане. Так провожают только активных жеребцов-военных.
— И меня тоже! Сегодня ночью мне определенно обещали! Сам председатель.
— Обещали! Чего только под пьяную руку не наобещают!
Герберт как будто не слышит меня.
— И не только это… — шепчет он с демоническим торжеством. — Последует еще самое главное: почетный залп над моей могилой!
Я смеюсь прямо в его осовевшее лицо.
— Залп! Из чего? Из бутылок с зельтерской? В нашем возлюбленном отечестве ношение оружия тоже запрещено. А Версальский договор вы забыли, господин Шерц? Почетный залп — это только мечта, можете поставить на ней крест.
Но Герберт несокрушим. Он с хитрым выражением качает головой.
— Вы даже не представляете себе! У нас уже давно создана опять тайная армия! Черный рейхсвер! — Он хихикает. — И я получу свой залп! Через несколько лет хочешь не хочешь все будет по-прежнему. Всеобщая воинская повинность и армия. Иначе мы же не можем жить!