Я не спрашиваю, почему он посылает. Ибо вспоминаю, что заступник Божий, Бодендик, тоже здесь завтракает после обедни, и поспешно ухожу, чтобы успеть перехватить хоть что-нибудь.
От вина, конечно, осталась уже половина. Вернике тоже тут, но он пьет только кофе.
— Бутылку, из которой вы так щедро наливали себе, ваше преподобие, — говорю я Бодендику, — старшая сестра прислала сюда для меня лично, в виде добавки к моему гонорару.
— Знаю, — отвечает викарий. — Но разве вы, веселый атеист, не являетесь апостолом терпимости? Поэтому не скупитесь, если друзья сделают несколько лишних глотков. Выпить целую бутылку за завтраком вам было бы очень вредно.
Я не отвечаю. Церковнослужитель принимает это за слабость и сейчас же переходит в атаку.
— Вот до чего доводит страх перед жизнью! — восклицает он и с воодушевлением делает большой глоток.
— Что такое?
— Страх перед жизнью, который выступает у вас из всех пор, как…
— Как эктоплазма, — с готовностью подсказывает Вернике.
— Как пот, — заканчивает Бодендик, который не очень-то доверяет представителю науки.
— Если бы я боялся жизни, то стал бы верующим католиком, — заявляю я и пододвигаю к себе бутылку.
— Чепуха! Будь вы верующим католиком, никакого страха перед жизнью у вас бы не было.
— Это буквоедство напоминает отцов церкви.
Бодендик смеется:
— Да что вы знаете об утонченной духовности наших отцов церкви, вы, молодой варвар?
— Достаточно, чтобы перестать их изучать после того, как святые отцы много лет спорили о том, был пупок у Адама и Евы или не был.
Вернике усмехается. Бодендик возмущен.
— Грубейшее невежество и пошлый материализм всегда идут об руку, — заявляет он явно по адресу моему и Вернике.
— А вам бы не следовало так уж задаваться перед наукой, — отвечаю я. — Что бы вы стали делать, если бы у вас оказалось острое воспаление слепой кишки, а в округе имелся бы только один-единственный врач — первоклассный, но атеист? Стали бы молиться или предпочли бы, чтобы вас оперировал язычник?
— И то и другое, новичок в диалектике, и это дало бы врачу-язычнику возможность послужить Господу Богу.
— А вам не полагалось бы даже подпускать к себе врача, — настаиваю я. — Если бы на то была Божья воля, вы должны были бы подчиниться и умереть, а не пытаться исправлять эту волю.
Бодендик машет рукой.
— Ну, теперь мы дойдем до вопроса о свободе воли и всемогуществе Божьем. Смышленые шестиклассники воображают, что таким путем опровергается все учение церкви.
Он встает, полный благоволения. Лысина сияет здоровьем. Мы с Вернике кажемся заморышами рядом с этим горделивым служителем веры.