— Какими холодными становятся вечера, — замечает она.
— Да. Вы уезжаете на этой неделе?
— Да. Хотелось бы. Давно я не была дома.
— Вы рады?
— Конечно.
Говорить больше не о чем. Но я не могу сдержаться, ведь я слышу те же шаги, и так же белеет ее лицо в темноте, и в душе возникает то же мягкое предчувствие.
— Изабелла, — произношу я, пока мы еще в аллее.
— Простите, как вы сказали? — удивленно спрашивает она.
— Ах, — отвечаю я, — просто я назвал одно имя.
На мгновение она задерживает шаг.
— Вы, наверное, ошиблись, — отвечает она затем. — Меня зовут Женевьева.
— Да, разумеется. Изабеллой звали кого-то другого. Мы иногда об этом с вами говорили.
— Да? Может быть. Ведь говоришь о стольких вещах, — виновато замечает она. — Поэтому иной раз кое-что и забываешь.
— О да!
— Это кто-нибудь, с кем вы были знакомы?
— Да, более или менее.
Она тихонько смеется.
— Как романтично. Извините, что я не сразу сообразила. Теперь я припоминаю…
Я смотрю на нее с изумлением. Ничего она не помнит, я же вижу, она лжет, чтобы не быть невежливой.
— Ведь за последние недели произошло так много, — бросает она легким тоном и чуть свысока. — В таких случаях у человека в голове возникает некоторая путаница. — И затем, чтобы снова сгладить свою неловкость, она спрашивает: — Ну и как же все это шло дальше в последнее время?
— Что именно?
— Да то, что вы хотели рассказать об Изабелле.
— Ах, это? Да никак. Она умерла.
Женевьева в испуге останавливается.
— Умерла? Как жалко! Простите меня, я же не знала…
— Ничего. Наше знакомство было очень мимолетным.
— Умерла внезапно?
— Да, — отвечаю я. — Но так, что она сама даже не заметила. Это ведь тоже чего-нибудь да стоит.
— Конечно, — она протягивает мне руку. — И я искренне жалею…
Рука у нее крепкая, узкая и прохладная. Лихорадочности в ней уже не чувствуется. Просто рука молодой дамы, которая слегка оступилась, но потом все исправила.
— Красивое имя — Изабелла, — замечает она. — Свое имя я раньше ненавидела.
— А теперь уже нет?
— Нет, — приветливо отвечает Женевьева.