— Что? Боже мой, Людвиг, как ты не догадываешься? Мадам, конечно, хочет иметь дело со своим клиентом. А ведь ты с Железной Лошадью…
— Я — нет, — прерываю я ее. — Но вполне возможно, что мой друг Георг…
— Все равно! Мы хотим дать заказ клиенту. Приходи! Но как можно скорее. Здесь уже был какой-то разъездной агент от ваших конкурентов. Он лил крупные слезы и уверял, что тоже…
Оскар-плакса! Несомненно!
— Выхожу сейчас же. Но этот ревущий буек врет.
Меня принимает мадам.
— Хотите взглянуть на нее?
— Она лежит здесь?
— Наверху, в своей комнате.
Мы поднимаемся по скрипучей лестнице. Двери комнат открыты. Я вижу, что девицы одеваются.
— Они сегодня тоже работают? — спрашиваю я.
Мадам качает головой.
— Сегодня вечером нет. Дамы просто одеваются. Привычка, понимаете ли! Впрочем, мы не так уж на этом теряем. С тех пор как марка опять стала маркой, дела никак не идут. Ни у одного черта нет денег. Чудно, верно?
Это не чудно, это правда. Инфляция тут же перешла в девальвацию. Там, где раньше считали на биллионы, теперь опять считают на пфенниги. Везде нехватка денег. Отвратительный карнавал кончился. Начался чисто спартанский великий пост.
Железная Лошадь лежит среди зелени и лилий. У нее теперь строгое старое лицо, и я узнаю ее только по золотому зубу, который сбоку чуть поблескивает между губ. Зеркало, перед которым она так часто приводила себя в порядок, завешено белым тюлем. В комнате стоит застарелый запах духов, пахнет хвоей и смертью. На комоде — несколько фотографий и хрустальный шар с плоским дном, на который налеплена картинка! Если шар потрясти, то кажется, что вокруг людей на картине поднялась метель. Я хорошо знаю эту вещь: она принадлежит к лучшим воспоминаниям моего детства. Я охотно украл бы этот шар в те годы, когда еще ходил на Банштрассе учить уроки.
— Для вас она была ведь чем-то вроде мачехи? — обращается ко мне мадам.
— Скажем прямо, вроде матери. Не будь Железной Лошади, я, вероятно, стал бы биологом. Но она так любила стихи, просила, чтобы я приносил ей все новые, и я в конце концов охладел к биологии.
— Верно, — говорит мадам, — вы ведь и были тем мальчиком, который постоянно возился с рыбами и медянками.
Мы выходим из комнаты. Попутно я замечаю на шкафу казацкую шапку.
— А где же ее высокие ботинки? — спрашиваю я.
— Они перешли к Фрици. И Фрици уже не хочется заниматься ничем другим. Пороть мужчин не так утомительно. И доходы больше. Кроме того, кто-то должен же быть преемницей Железной Лошади. У нас есть небольшой круг клиентов, которым требуется строгая массажистка.