Возникает короткая борьба великодуший; затем я соглашаюсь взять деньги, на тот случай, если в первый же месяц слечу со своего нового места.
— А ты знаешь, что тебе придется делать в Берлине?
Я киваю:
— Сообщать о пожарах; описывать кражи; рецензировать брошюрки; приносить пиво редакторам; чинить карандаши; держать корректуры — и стараться выдвинуться.
Кто-то распахивает дверь ногой. Словно привидение, стоит в ее прямоугольнике фельдфебель Кнопф.
— Я требую восемь биллионов, — хрипит он.
— Господин Кнопф, — отвечаю я. — Вы видели долгий сон и не вполне очнулись. Инфляция кончилась. Две недели назад вы еще смогли бы получить восемь миллионов за памятник, который приобрели за восемь миллиардов. Но сегодня их стоимость — восемь марок.
— Негодяи! Вы это нарочно подстроили!
— Что именно?
— Да насчет инфляции! Чтобы меня ограбить! Но я не продам его! Я дождусь следующей!
— Чего именно?
— Следующей инфляции.
— Ладно, — говорит Георг. — Выпьем за это.
Кнопф хватает бутылку.
— Держим пари? — спрашивает он.
— Какое?
— Что я по вкусу узнаю, откуда эта бутылка.
Он вытаскивает пробку и нюхает.
— Не отгадаете, это исключено, — заявляю я. — Когда водка из бочонка — может быть; известно, что вы лучший знаток во всей округе, но не когда водка бутылочная.
— А на сколько мы будем держать пари? На стоимость памятника?
— Мы внезапно обеднели, — отвечает Георг. — Но тремя марками рискнуть готовы. Это и в ваших интересах.
— Хорошо. Дайте мне стакан. Кнопф нюхает и пробует. Потом требует, чтобы ему налили второй полный стакан, третий.
— Бросьте, — говорю я. — Отгадать невозможно. И можете не платить.
— Эта водка из гастрономического магазина Брокмана на Мариенштрассе, — заявляет Кнопф.
Мы с изумлением глядим на него. Он угадал.
— Выкладывайте денежки! — хрипит он.
Георг отдает ему три марки, и Кнопф исчезает.
— Как ему удалось узнать? — удивляюсь я. — Или этот старый пьянчужка — ясновидящий?
Вдруг Георг начинает хохотать.
— Он же надул нас!
— Каким образом?
— Георг поднимает бутылку. На дне наклеена снаружи крошечная этикетка: И. Брокман, гастрономия, Мариенштрассе, 18.
— Вот жулик! — говорит Георг одобрительно. — И какое еще у него зрение!
— Что зрение! — отвечаю я. — А вот послезавтра ночью, когда он будет возвращаться домой и обелиска не окажется на обычном месте, он во всем усомнится. Его привычный мир рухнет.
— А твой разве рушится? — спрашивает Георг.
— Ежедневно, — отвечаю. — Как же иначе жить?