— Сейчас тебе нужно отдохнуть, Алан; у нас с тобой впереди еще много поцелуев, а пока тебе нужно поправиться.
Улыбаясь, он положил голову на подушку и заснул, держа ее в своих объятиях.
Глядя на спящего Алана, она вынуждена была признаться себе, что сейчас сердце в ее груди бьется совсем по-другому — не так, как сердце той самоуверенной леди, желавшей независимости от мужчин и собиравшейся зарабатывать себе на жизнь сочинительством.
Но все это пустые мечты, говорила она себе. Мог ли человек такого знатного происхождения, как герцог Станденский, решиться на столь опрометчивый поступок — взять в жены дочь священника неблагородного происхождения?
Он был добр к ней, это правда, но никогда не давал ей повода питать столь тщетные надежды.
Да, он признался, что нуждается в ней. И он поцеловал ее.
Это признание, сделанное в болезненном состоянии, и его ласки заставляли ее позабыть обо всем, когда она ухаживала за ним в самый тяжелый период его болезни. Они вдохновили ее на продолжение истории смелого рыцаря и его неудачливой леди, к великому отвращению Хью, который потребовал, чтобы его отвезли домой, если она не в состоянии придумать ничего более захватывающего.
— Тогда поезжайте домой, — рявкнул Станден столь суровым тоном, что Грейс и вправду подумала, что им, возможно, действительно пора уезжать.
— Нет, — сказал герцог, бросая пачку писем на столик и сжимая ей руку. — Вы не должны уезжать. Ты мне нужна здесь, Грейс, — горячо воскликнул он. — Рядом со мной.
— Все это хорошо, конечно, — сказал Хью, по-мальчишески презрительно хмыкнув. — Но я все-таки хочу домой. Вы ведь только и делаете, что сидите и смотрите друг на друга, как два дуралея. С вами неинтересно.
Приподнимаясь на подушках, герцог повелительно сложил на груди руки и сказал:
— Ты прав, Хью, старина. Но я знаю кое-что, что может совершенно изменить данное положение дел.
С этими словами он откинул одеяло и неторопливо двинулся в сторону камина, где дернул за шнурок колокольчика с такой силой, что в комнате прислуги, вероятно, раздался оглушительный звон.
Пораженная видом выглядывающих из-под ночной рубашки мускулистых ног герцога, Грейс поспешила к нему с халатом.
— Вот, надень, Алан, а то простудишься, — сказала она, вдевая руки герцога в халат с такой заботой, словно это был ее больной племянник.
— Ах, моя Грейс, — поддразнил он ее, наслаждаясь ее заботливостью, когда она завязывала пояс и разглаживала лацканы его халата. От нее пахло свежестью и розами, и герцогу захотелось обнять ее и полной грудью вдохнуть ее опьяняющий аромат. Но, зная, что она воспримет это как очередной приступ лихорадочного состояния и снова начнет нянчиться с ним как с беспомощным инвалидом, как она делала это всю последнюю неделю, он только подначил ее.