Он взбил постель – слой высушенной морской травы, сверху застлал рядном. Лог вытянулся на ней и сразу поплыл куда-то, закачался. И пока сон борол его, он все еще, будто сквозь стену, слышал стариковское бормотанье:
– А мы уж и спать было легли, а тут буря. Брат говорит: «Сети совьет, порвет, как жить станем?» …Эх-хэ-хэ! Новые-то дорогоньки. Ну, встали, пошли, поплыли. Тяну сеть, а тут диво, да прямо к лодке…
Проснулся Лог поздно. Никого в шалаше уже не было. Он лежал на своей подстилке, осматривал новое жилище. Сколочено было оно из разнообразных плах и брусьев. Все это обломки судов, выброшенные на берег. Сквозь редкий настил торчали плети усохших водорослей, полутемное нутро шалаша часто продернули солнечные нити. Щелей было много. В центре, обложенный каменьями, чуть чадил костерок. Дым от него вытягивался в оставленную над входом дыру. В углу навалены дрова, тут же, на холстине, большая связка сушеной рыбы, два плоских круга хлеба и амфора с водой. Одежда Лога висела в центре шалаша. У костерка, на воткнутых в землю палках, подсыхали наморщенные сапоги.
Мастер встал с постели, постоял, пережидая головокружение, потом вышел из шалаша под солнце. Тело ныло не столько от усталости, сколько от долгого и неподвижного лежания. Он растер затекшую руку, сощурясь поднял к солнцу лицо в четких отпечатках морской травы и громко, со вскриком чихнул. Сонливость прошла. Он вытер выступившие слезы, потянулся. Увидел под ногами увесистый камень, поднял его, прицелился в поблескивающий над водой валун. Камень с фурканьем пролетел мимо. Над местом падения сверкнул высокий всплеск. Растревоженные чайки поднялись тучей и, словно того дожидались, начали свое хлопотливое дело – взлетать и падать, выхватывая из воды зазевавшуюся рыбешку. Безмятежная гладь моря зарябила от их ныряний и частых белесых обронок. Прибрежные камни были как побеленные. На земле толстым слоем лежал помет, сыро пахло морем, гниющими водорослями, рыбой и птичьей клеткой. У самого уреза воды дрались из-за рыбешки два бурых краба. Костяной стук клешней по горбатым спинкам, разбежки и наскоки. Уже давно подхватила и унесла рыбешку проворная чайка, но крабы продолжали бой.
Улыбаясь всему вновь обретенному миру, Лог вернулся в шалаш, собрал в охапку одежду, вышел на воздух. Здесь облачился. Теперь дал знать о себе голод. Он вынес амфору, двух рыб и ломоть хлеба. Сел на землю подогнув ноги калачиком, отдирал зубами от рыбы длинные дольки высохшего мяса, жевал, чувствуя солоноватый привкус моря, откусывал от черствого ломтя и запивал водой. Ел с удовольствием, не спешил. Вторую рыбину сунул за пояс. В карман кафтана опустил хлеб и зашагал в конец острова, к белой скале, над которой снежный маятой клубились чаячьи стаи.