Везде разбросаны тела, мертвые и умирающие — последствие войны, в которой нет уцелевших. Я инстинктивно ощупываю себя руками — нет ли колотых или резаных ран, — но я невредима. И тут я замечаю ее — девушку с серыми глазами, увиденную мною во сне, которую я нарисовала на стене пещеры рядом с Джоном Смитом. Она неподвижно лежит на берегу у самой кромки воды. Я бегу к ней. У нее из бока хлещет кровь, льется на песок и уносится в море. Черные волосы прилипли к посеревшему лицу. Она не дышит, и я испытываю настоящие муки, понимая, что ровно ничего не могу для нее сделать. Тут позади меня раздается низкий издевательский смех. Я закрываю глаза, прежде чем обернуться к своему врагу.
Глаза открываются, и поле битвы исчезает. Я снова на своей кровати в темной комнате. Луна обычная, ярко-желтая. Я встаю и иду к окну. Оглядываю темное пространство — все тихо и спокойно. Никаких признаков усатого мужчины, да и вообще ничего. Весь снег сошел, и под луной блестят мокрые булыжники мостовой. Наблюдает ли он за мной?
Я иду назад и снова забираюсь в постель. Я лежу на спине и глубоко дышу, стараясь успокоиться. Все тело напряжено и занемело. Я думаю о пещере и о том, что я там ни разу не была с тех пор, как увидела следы. Я поворачиваюсь на бок спиной к окну. Не хочу туда смотреть. Элла все еще не вернулась. Я хочу дождаться ее, но засыпаю. Больше мне ничего не снится.
Когда звонит утренний колокол, я поднимаю голову с подушки. Тело не гнется и болит. В окно стучит холодный дождь. Я смотрю через комнату и вижу Эллу: она сидит на кровати, подняв руки и зевая.
Мы вместе выходим из комнаты и ничего не говорим. Потом начинается обычная воскресная рутина, мы сидим на мессе, опустив головы. В какой-то момент Элла засыпает, и я толкаю ее в бок. Через двадцать минут она оказывает ответную услугу и будит меня. Я подаю еду на El Festín, посматривая, нет ли в очереди кого-то подозрительного. Никого нет, и я не могу понять, успокоилась я из-за этого или разочаровалась. Что меня больше всего огорчает, так это то, что я не вижу Гектора.
Ближе к концу уборки, когда я мою и вытираю тарелки, Ла Горда и Габби начинают дурачиться, поливая друг друга из шланга, надетого на кран в мойке. Я не обращаю на них внимания, даже когда струя попадает мне в лицо. Двадцать минут спустя я вытираю последнюю тарелку и ставлю ее на верх высокой стопки. В этот момент девушка по имени Дельфина поскальзывается на мокром полу, толкает меня прямо на стопку, и все тарелки летят в грязную воду, некоторые при этом разбиваются.