К счастью Петра Ивановича, творческой личностью он не был. В его серости – его же и спасенье. Некоторые уходят так далеко, создают себе миры настолько правдоподобные, что расколоть эту скорлупу удается не часто. У нашего Петра Ивановича случай полегче: посмотрел какой-то фильмец да и поселился в его декорациях.
Отсюда наша тактика: найти тот фильм, познать ваш суррогатный мир и доказать вам, что это чья-то фантазия, не более. Разрушим ваш панцирь, докопаемся до конфликта и будем понемногу, шаг за шагом, его снимать. Времени прошло достаточно, теперь вас это не должно так ранить. Не исключено, что вы и сами вернетесь, но с моей помощью – быстрее. Так что для начала примите на веру: боев в Москве нет.
– Допустим, – согласился Петр. – Допустим, войны нет. Откуда я тогда про нее знаю – с такими подробностями?
– Что вы называете подробностями? Картинки, которые изредка приходят вам на память? А вы не задумывались, почему всегда вспоминаете одно и то же? Ведь война – такое дело, там за неделю столько всего случится, что за год не перескажешь. А у вас одни штампы. Запомнили несколько эпизодов и спроецировали их на свою персону. Естественно, что себя вы воображаете в качестве сотника, то есть какого-то начальника. Это очень характерно для подобной личности – помечтать о власти. Я тоже иногда вижу себя полководцем. Поднимаю солдат в атаку, красиво погибаю, потом выбираю себе памятник посолиднее… Это такая разгрузка, ее не надо стесняться.
– Значит, все – бред, – монотонно произнес Петр. – Все, что удается выцарапать из памяти, – обычные глюки. Толстый такой слой глюков, а под ним – дырка.
– Не дырка, мой дорогой, а настоящая жизнь, – сказал Валентин Матвеевич, выбивая из пачки еще одну сигарету.
– С дачей, с качелями, с сыном-приборостроителем… Все чужое, все не мое.
– А то, про войну, – ваше? Про какого-то сотника – ваше? Ну-ка, скажите мне прицельную дальность автомата Калашникова. А вес пули?
– Девять граммов, – неуверенно ответил Петр.
– «Девять граммов», – передразнил доктор. – Это, милый мой, из песни. А песню писали уж конечно не про автомат. Ну, а люди какие-нибудь из той жизни? Живые люди, а?
– Морозова, Панкрашин, – не задумываясь, назвал Петр.
Валентин Матвеевич осекся и сразу поскучнел.
– А эти откуда?
– Из жизни. Вернее, не знаю. Просто помню фамилии.
– Та-ак. А еще?
– Нуркин, Батуганин, – безо всякого напряжения выудил он.
– Может, это из вашего фильма персонажи? Хотя… Батуганин… что-то мне тоже… Постойте! Это же банкир, которого на прошлой неделе убили, – обрадовался Валентин Матвеевич и, шутливо погрозив пальцем, сказал. – Признаюсь, сперва озадачили. Ну теперь-то ясно. Увидели по телевизору и вплели в свои мнимые воспоминания. Сколько раз санитарам говорил, чтоб никаких криминальных репортажей, ничего такого! Кем же он у вас числился, несчастный банкир Батуганин? Постарайтесь вспомнить, это может быть важным.