Мишаков дернул «молнию» на своей дерматиновой папке, ее, понятное дело, тут же заело, и капитан пробормотал себе под нос:
– ...твою мать!
– Что такое, молодой человек?!
Старуха хищно нацелилась на него, негодование взблескивало у нее на носу, дрожало в стеклышках старомодных очочков в золотой оправе.
...Как-то они называются? Капитан знал, но позабыл слово.
Он решил, что должен сам расспросить соседку – вдумчиво и обстоятельно, как учил в Школе милиции следователь Петрушин! Павлуша – лейтенант – пошел по другим квартирам, а Мишаков, вздыхая и вытирая влажный лоб, потащился на второй этаж. Не стоило столько кофе пить, да еще с водой! Теперь за день семь потов сойдет, как в бане.
Соседка открыла моментально, как будто стояла под дверью и ждала, когда он позвонит, а может, и впрямь стояла, и провела – «Обувь, обувь снимайте, молодой человек!» – капитана на кухню, длинную, узкую и словно закопченную. Со всех сторон их окружали пыльные полки с посудой, засунутой друг на друга, – чашки почему-то стояли в железных мисках, а сверху на тарелки пристроены разномастные кастрюли, на плите – подгоревший студенческий чайник с пластмассовым черным свистком.
Мишаков опять утерся – жарко, сил нет, а тут еще чайник этот!.. – и пристроился на табуретку с резиновыми нахлобучками на шатких выворачивающихся ногах. Черными следами этих нахлобучек был зашаркан линолеум, видимо когда-то светлый, веселый.
– Софья Захаровна, вы подъезд на ночь всегда запираете?
– Всегда, молодой человек! С тех самых пор, как началось это безобразие.
– Какое безобразие? – не понял Мишаков.
– А что, по-вашему, это не безобразие?! – Старуха раздула ноздри, смахнула с носа очки и показала ими на окно.
Капитан посмотрел и безобразия там никакого не обнаружил, а обнаружил, наоборот, лето, теплынь, уютную тесноту тихого центра. Вот, к примеру, у него в Бутове Южном...
– Я вас спрашиваю?! До чего дошло – в приличном доме труп! Да разве это могло случиться хоть тридцать лет назад?! Как мы жили, боже мой, как хорошо мы жили при советской власти! И никто не ценил! Какие праздники были, демонстрации, а к празднику заказы! Какой был порядок! Чистота вокруг, никаких тебе разбойников, никаких убийств!.. Приезжих никаких! С каждого прописку требовали, и они знали, зна-али, что без прописки в два счета – вон, за сто первый километр! А сейчас все распустились, разболтались, кругом грабеж и разбой! Я с тридцать пятого года в этом доме живу, тут родилась и...