— Мне кажется, он милый мальчик, — пыхтит Мел. — И он правда мне очень нравится. Но быть танцовщицей — это все равно, что быть монашкой!
Из дальнейших расспросов выясняется, что, начиная с пятницы, Тони звонил Мел беспрецедентное количество раз, — аж целых четыре, — а она так до сих пор ему и не перезвонила. И хотя бывшие пассии моего братца, вероятно, назовут это справедливым возмездием, я ему где-то даже сочувствую. Четыре звонка за пять дней. Практически моя годовая норма.
Несусь к себе в офис, где Белинда, к моему величайшему облегчению, сообщает, что Мэтт на совещании и пробудет там до пяти, после чего они с Джульеттой сразу же отбывают в аэропорт. Остаток дня проплывает довольно спокойно, и меня никто не трогает. Отбиваюсь от халявщиков, требующих журналистских контрамарок («пришлите мне по факсу балетную страничку из вашего „Еженедельника для строителей“, и тогда посмотрим, что можно для вас сделать»). Говорю маме то, что ей хочется услышать («Эти его бешеные восторги по поводу нового „меркурия“, — кабриолет, золотистый металлик, — и в самом деле какие-то ненатуральные: сразу видно, что он скучает по Хендону»). Не думаю о Крисе («Я не буду думать о Крисе, я не буду думать о Крисе, я не буду… и т. д.»). И не звоню брату (хотя вдруг, в эгоистичном порыве надежды, соображаю, что, раз Мел не отвечает взаимностью, Тони наверняка потребуется моя помощь: направить тропинку истинной любви прямиком к его двери).
В 18:00 отключаю мобильник и отправляюсь в «Колизей». Белинда трещит без остановки, но я не слышу ее. Я водонепроницаема, воздухонепроницаема, холодна и неприступна, как космический корабль; мои люки задраены против любого инопланетного нашествия; лампочки светят красным; сигнальные сирены воют: «ва-ва-ва». Мы с Белиндой стоим в фойе, раздавая прессе билеты и программки, словно хлеб гогочущему стаду гусей. Я лебезю, флиртую, всучиваю напитки в антракте, а затем сажусь на метро, еду домой и камнем валюсь в кровать. Сна ни в одном глазу до четырех утра, в результате сомнамбулой плетусь на работу на следующий день. Моя задница едва касается сиденья стула, когда раздается телефонный звонок.
Шесть минут спустя я стою с затуманенным взором, тяжело опираясь о стену туалетной кабинки, и не могу понять, как это я умудрилась забронировать Мэтту с Джульеттой билеты на рейс, прибывающий в Верону в 20:25, вместо того, чтобы — как я собственноручно указала в аккуратно отпечатанном расписании, — вылетать из Гатвика в 20:25.
Я думаю о том, как неудачно, что следующий рейс в Верону только в восемь утра; и Мэтту с Джульеттой пришлось ночевать в аэропортовском клоповнике, в то время как их мягкие гостиничные перины в Вероне бесстыдно пустовали всю ночь.