Он смотрит на мое ошеломленное лицо и добавляет:
— Или нет.
Десять секунд спустя мы с Энди неистово сплетаемся на моей кровати, в то время как прозрачные белые шторы мягко колышутся под дуновением нежного весеннего ветерка. На самом-то деле все совсем не так. Но — эй! — ведь запросто могло быть так. Моя рука была в его руке: он нежно поглаживал мне ладонь. Я ощущала грубость и шероховатость его пальцев, и от этого ощущения по всему телу пробегала дрожь. Он посмотрел мне в глаза — и я узнала этот напряженный взгляд, это сдерживаемое желание. Мне хотелось раствориться в нем. «О боже, да, возьми же ты меня, всю без остатка, я вся твоя!»
Но я этого не сказала. А лишь пробормотала:
— Можно я подумаю?
Он ответил коротким, застенчивым кивком. Несколько секунд я жадно смотрела на его губы, а затем, пискнув: «Отлично. Спасибо!», убежала в свою комнату.
Вскоре я услышала, как хлопнула входная дверь. Ну и как я могла выселить его после всего этого? В лицо я сказать о выселении не смогла, а записок строчить не собираюсь. Так что я просто потерянно брожу по квартире, поправляя идеально висящие картинки. Ты, идиотка несчастная, надо было сказать ему «да»! Ловлю себя на том, что плавно перемещаюсь к холодильнику, вставляю — один за другим — четырнадцать ломтиков хлеба в тостер «Дуалит», густо намазываю маслом каждый поджаренный тост и с жадностью поглощаю все это.
Через двадцать секунд я чувствую себя отвратно. Унитаз манит и зовет, но я не поддаюсь искушению. И что? и что? и что? Мне осточертело притворяться, будто я схожу с ума по овощам. Я только что набрала фунт. Целый фунт! И что? Кто, кроме меня, заметит-то? С физиологической точки зрения, от набранного фунта меньше вреда, чем от общения с унитазом. В любом случае я обещала маме. Чувствую себя обрюзгшей и разжиревшей свиньей, но принимаю решение: пусть будет так, как есть. «Минута на губах — всю жизнь в окороках». Все самые гнетущие слоганы, когда-либо придуманные диетической индустрией, всплывают в памяти специально, чтобы подразнить, но меня так просто не возьмешь. «Ничто не может быть приятнее на вкус, чем ощущение стройности!» Итак, подведем итог 16-го размера: моя автобиография и так достаточно порочна. И вовсе незачем добавлять еще и булимию к списку моих и без того весьма сомнительных достижений.
«У нас могло бы что-то получиться. Если ты, конечно, этого хочешь».
Твержу про себя предложение Энди снова и снова, пользуясь им как заклинанием против притяжения унитаза. Это что: кульминация нашего романа? И пусть я ощущаю себя безмозглой овцой, — остается лишь противно проблеять: «бееее», — заклинание все-таки сработало. Да, я не могу сопротивляться желанию шастать и поправлять картинки обратно, но все же, — каким бы смешным это ни казалось, — я чувствую гордость. Там, внутри, где раньше была лишь холодная каверна, теперь прорастает зернышко тепла.