Бегом на шпильках (Макстед) - страница 32

— Можно я включу радио? — слышится мое блеянье.

— На твоем месте я бы этого не делал, — говорит он.

Поспешно отдергиваю руку, которая уже практически дотянулась до ручки магнитолы. А ведь раньше Сол всегда со мной соглашался, чего бы мне ни захотелось. Как-то раз он нечаянно разбил грязную тарелку, и я попросила его вымыть осколки прежде, чем выбрасывать в ведро, — я просто не смогла бы спокойно спать, зная, что они лежат там грязные, — так он выскоблил их с «Фэри» и с любовью в голосе сказал: «А ведь мы с тобой совершенно одинаковые!» И купил мне новую тарелку. У него доброе сердце, и он умеет прощать. Надеюсь.

Мы молча поднимаемся в серебряном лифте и входим в бар. Внутри полно светящихся, довольных лиц. Как же мне хочется стать одним из них! Да я готова даже стать табуреткой у пианино — лишь бы вырваться из холодного ада спокойствия Сола.

— Что-нибудь выпьешь? — бормочу я в его левую ноздрю.

— Да, спасибо, лимонад, — отвечает он. И кивком головы указывает в сторону свободных стульев у стойки. — Я пойду договорюсь насчет столика.

Смотрю, как он целеустремленно шагает в сторону зала. В этом темном костюме он выглядит еще более тощим. Плачу за водку с клюквенным соком, мечтая лишь об одном: как бы смыться в параллельные миры.

— А вот и я, — возвещаю я хриплым голосом.

— Я весь внимание, — говорит Сол.

Жуя кончики волос, приступаю к рассказу. По мере развития монолога до меня начинает доходить, что Крис не позвонит и что я стала жертвой обычного мужского обмана, поставив под угрозу практически идеальные взаимоотношения. Неужели я и вправду поверила, будто человек, который говорит «Поменьше слов — побольше дела» и при этом не краснеет от стыда, непременно позвонит, если сказал, что позвонит? Вся съеживаюсь на стуле, пытаясь унять грызущую изнутри боль. Ты нужен мне, Крис; мне нужны твои прикосновения; ну почему, почему мне всегда не везет; почему все всегда получается через одно место? Напоминаю самой себе: так мне и надо, Сол — вполне достойный человек, чтобы связать с ним остаток жизни. Собираюсь с духом, готовясь к потокам брани. До смерти боюсь приступа ярости Сола, но это все же лучше, чем ужасное ожидание. Когда стрелки часов показывают 19:30, мне уже хочется упасть на колени перед официанткой и умолять ее побыстрее разделить нас столиком.

Эта мегера усаживает нас в самом укромном уголке. Сол запросто мог бы сейчас зарубить меня кухонным тесаком, и никому бы не было до этого ровно никакого дела. Кстати, он и в самом деле обрубает мою исповедь на самой середине, чтобы заказать тунца и потрепаться с официанткой насчет того, какое из «шардонне» — французское или калифорнийское — оттенит блюдо с лучшей стороны. «Какая тебе разница? — думаю я про себя. — Это всего лишь дохлая рыбина, и ты все равно ее сожрешь». Внимательно вглядываюсь в непроницаемое лицо Сола: пытаюсь понять, сколь глубоко ранили его мои слова. Вообще-то сам виноват: слишком уж мягкотелый. И всегда звонит, если обещает. Откуда тут взяться сексуальному возбуждению?