Леонардо воспользовался заданием по улучшению качества монет для сочинения памятной записки об операциях по чеканке, которые давно уже использовались на монетных дворах. Эта работа оставляла ему много свободного времени, и он обратился к папе, известному широтой своих взглядов, за разрешением вновь заняться анатомическими исследованиями в госпитале. Леонардо всё больше и больше увлекала тайна рождения человека. Столкнувшись лицом к лицу со смертью, он почувствовал страстное желание понять, откуда берутся люди. Особенно его интересовали репродуктивные органы женщины. Почувствовав приближение смерти, он решил во что бы то ни стало завершить свой анатомический трактат и, по возможности, опубликовать его. Не мудрствуя лукаво он записал:
«Я хочу творить чудеса. Чтобы проводить такие исследования, ты не сможешь быть столь же спокоен, как те, кто ведет безмятежную жизнь или кто мечтает однажды разбогатеть. Ты долго будешь жить в великой нужде, как это есть и всегда будет с алхимиками, изобретателями, глупыми некромантами и магами».
Это колкое замечание адресовано его немецким ассистентам, которые должны были помогать ему в работе по созданию зажигательных зеркал, но систематически саботировали работу, отбив тем самым у него всякую охоту заниматься ею. И все же у Леонардо никогда не было покровителя интеллектуально более одаренного, более преданного искусству и a priori более расположенного всячески содействовать ему в работе, чем Джулиано Медичи. Никогда не доводилось ему вращаться в обществе более избранном, более блестящем и творческом. Он должен был бы обрести в нем свое место, но не сумел этого сделать. Ситуация, казалось, была благоприятна для него, но он чувствовал себя парией. Восхищение, радость и энтузиазм были для него потеряны, остались далеко позади, в великом братстве тосканских мастерских. В Риме же – каждый за себя, и в самом воздухе словно разлита ненависть.
Переболев малярией, Леонардо отрастил более длинные волосы и отпустил бороду. Наконец-то, после шестидесяти лет жизни, он приобрел тот облик, который повсеместно запечатлелся в представлениях о нем! Именно таким должен представать в массовом сознании великий ученый. И сам он хотел, чтобы таким видели его современники и сравнивали с Аристотелем (а не Платоном, каким увидел его Рафаэль). Он словно бы уже не принадлежал своему времени. Его современники были бы рады согласиться с этим и похоронить его заживо. Впрочем, представая в облике философа, разгадавшего вселенскую тайну, он лишь стремился оставаться тем денди, которым был со времен своей ранней молодости. Он так и не утратил потребности подчеркивать собственную исключительность…