Вино? Что нужно от меня этому сумасшедшему?
К нам подошел офицер. Ухмыльнувшись, он подмигнул мне, одновременно протягивая отцу Никодиму жестяную кружку.
Глава ОСОБи взял кружку и резко вырвал меч из груди женщины. Кровь хлынула из отверстия тонкой дымящейся струей. Отец Никодим поспешил подставить кружку под струю. Звук —точь-в-точь, как если наливаешь себе воды. Кровь лилась недолго, но ее хватило, чтобы наполнить кружку.
— Уберите.
Бойцы поволокли труп женщины прочь. Отец Никодим повернулся ко мне.
— Властью Лорд-мэра ты, стрелок Ахмат, наделяешься…
Он окунул палец в кровь и провел им по моему лицу —ото лба до подбородка, сверху —вниз.
— Правами и обязанностями конунга Армии Московской Резервации…
Снова —палец в кровь. Поперек щек, по носу, от уха до уха… У меня не было возможности посмотреть в зеркало, но, судя по всему, на моем лице после манипуляций отца Никодима вспыхнул кровавый крест…
— Верно служи Лорд-мэру, конунг.
— Служу Лорд-мэру! — отозвался я.
— Пей.
Отец Никодим протянул мне кружку. Едва теплая. Пить человеческую кровь? В Джунглях я много раз слышал о каннибалах и всегда содрогался от омерзения… Что делать, черт подери? Выплеснуть содержимое кружки в рожу «попугая» —и бежать.
Я представил: тысяча стволов нацеливается на бегущего человека и начиняет его свинцом. Некрасивое зрелище, но не оно образумило меня. Я, как и прежде, вспомнил Христо, вспомнил Марину, вспомнил Снегиря. Как там выразился отец Никодим —«польется вино»?
Это было отвращение, это была тошнота. Я пил отвращение и тошноту. Вкус крови…
Сдерживая позыв на рвоту, я протянул главе ОСОБи пустую кружку.
— Ну, ты даешь, — удивленно проговорил тот. — Достаточно было сделать небольшой глоток…
Что ж ты раньше не сказал, гнида?
Ни на кого не глядя, я вытер губы рукавом —на рукаве остался широкий черный след. Шеренги стрелков стали редеть: представление закончилось. В воздухе замельтешили крупные снежинки.
— Конунг, — отец Никодим хлопнул меня по плечу. — Теперь —к Рустаму. Надо отпраздновать твое провозглашение. Тушенки пожрем.
Слово «тушенка» прорвало плотину. Перегнувшись в три погибели, я блевал. Блевал долго и мучительно, гораздо мучительнее, чем при отравлении зеленкой. Лишь после того, как во рту у меня не осталась даже слюны, а желудок зазвенел пустотой, я распрямился.
— Полегчало? — заботливо осведомился глава ОСОБи.
— Угу.
— Ну что ж, тогда едем.
На плацу, кроме меня, отца Никодима и двух особистов не было уже ни души. Стрелки разбрелись по теплым баракам —есть тварку, пить зеленку и, конечно, трепаться по поводу сегодняшнего провозглашения. Пусть треплются, говножуи.