Ее мать часто говорила, что без него она пропадет. По ее словам, сэр Джон был близким и преданным другом ее мужа, герцога Кентского — отца Виктории.
Виктория не помнила своего отца. Ей было всего восемь месяцев, когда во время великолепной охоты, устроенной герцогом в Сидмуте, он простудился, заболел воспалением легких и умер, оставив герцогиню с маленькой дочерью на руках и без единого пенни в кармане, так что им даже не на что было вернуться в Лондон. Именно тогда Конрой и предложил свои услуги, с благодарностью принятые герцогиней: она отчаянно нуждалась в средствах, она не говорила по-английски и остро переживала, что в этой чужой стране у нее не было союзников.
Как теперь ясно видела Виктория, все эти обстоятельства были на руку сэру Джону — тот спал и видел, как бы только возвыситься, чему мешало, однако, его недостаточно знатное происхождение; метил же он не иначе как на место, дававшее ему возможность встать рядом с троном — иметь влияние на того, кому предназначено занять королевский трон. Размышляя об этом сейчас, она поняла, что ей следовало бы поблагодарить судьбу за вовремя преподнесенный урок: теперь она знала коварство мужчин, которые рвутся к власти и ради этого используют других, манипулируют ими. В этом смысле она, можно сказать, прошла боевое крещение.
Словно вторя ее мыслям, комната на секунду озарилась сильной вспышкой молнии. Виктория глянула на мать в этом нереально ярком свете: та продолжала спать.
— Как же тебя угораздило так попасться? — пробормотала дочь.
О, при всей своей неприязни к нему, она не могла не признать, что от него действительно исходила некая сила, просто-таки аура надежности. Неприязнь совсем не мешала ей трезво оценивать и те качества в нем, которыми так восхищалась ее мать. Он был строен и изящен. Как бы сильно ни хотелось ей это отрицать, но… что правда, то правда. Он носил длинные волосы, не считаясь с модой; у него были четко очерченные скулы, на которые заглядывались многие придворные дамы, а его глаза временами могли становиться почти черными, и на дам это действовало безотказно.
И он знал, как правильно воспользоваться своими качествами. Порою Виктории казалось, будто только одной ей и дано было видеть его насквозь: обманчивая оболочка скрывала лживость и изворотливость, и натуру его определяла не страсть, которую все вокруг уж чересчур романтизировали, а раздражительность и тиранство. Похоже, именно последняя особенность его характера и позволила ему до такой абсолютной степени подчинить себе герцогиню.
Что он и сделал.