Остались видны только ноги, бившие по булыжной мостовой.
Квимби видел, как крысиная стая повернула за угол и как там выросла целая пирамида. Вокруг башмаков жертвы натекла уже лужа крови, ноги еще дергались, не находя точки опоры, сверху на мужчину давил вес крысиной кучи, не давая ему встать на ноги. Его крики стали глухими, будто что-то забилось ему в рот. Послышался звук чавканья.
Затем наступила тишина.
Его ноги перестали двигаться, тело содрогнулось несколько раз, крысы сжирали его заживо, газовые фонари то вспыхивали, то гасли.
— Сэр? — раздался сзади голос Крэйвена.
Квимби оглянулся. Как долго он стоял у окна? Он потер глаза. «Боже, это последний раз, когда я прикоснулся к абсенту. Самый последний раз…»
— Что там был за крик, сэр? — спросил Крэйвен.
— Вы тоже слышали?
— Да, сэр. С улицы, с мостовой.
— А вы слышали… визжание?
— Что-то очень странное, сэр, да.
Может быть, промелькнуло в голове у Квимби, он слишком уж поспешно возложил вину на абсент. Наверное, несчастного бондаря и вправду атаковала двухголовая крыса — там, прямо под его окнами.
Он хрипло засмеялся.
— Не будь так по-идиотски смешон, Квимби. У тебя уже галлюцинации. Старый пьянчужка бежал, упал и ударился головой, вот и все.
Умереть со смеху. Он развеселился.
— Ладно, теперь к нашей истории. Что-то им все подавай и подавай мертвецов, а господа Хээ и Берк из похоронного бюро в последнее время просто заламывают цены; а трупы, между прочим, не всегда такие свежие, как нужно; может быть, они даже таскали их из земли. А вообще, кто подтвердит, что они действительно сыновья тех самых Берка и Хэйра? Они могут быть просто парочкой прощелыг откуда-нибудь из Шотландии; этих бродяг сейчас такая прорва в Лондоне…
Ладно, к делу. Квимби глубоко вздохнул и громко хлопнул в ладоши.
— Пора, мой мальчик, — объявил он Крэйвену, — пора за работу. Неси свою штуковину, и мы пойдем в библиотеку, чтобы сделать… хм, у меня идея, а не назвать ли этот процесс «порногеническим рисунком», что скажешь?
— Во Франции это называют порнографией, сэр, — блеснул познаниями молодой человек.
— Это слово никогда не привьется, юноша.
И тут раздался сильный шум, в который вклинился неистовый крик. На этот раз источник был в доме, и дверь в кабинет Квимби распахнулась.
Они оба уже стояли возле выхода, когда в комнату ворвался Перкинс, слуга Квимби. Лицо у него было красным, он тяжело дышал и, влетев в кабинет, быстро захлопнул за собой дверь, отчего явственные звуки какого-то побоища, происходившего внизу, приглушились. Он привалился спиной к двери, будто желая подпереть, усилить своим телом эту преграду. Так он постоял с минуту, все еще тараща глаза и тяжело дыша; одежда его была в беспорядке.