РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ (Ливен) - страница 116

Стюарты - королевская династия в Шотландии (1371-1714) и Англии (1603-1649, 1660-1714).

Контраст между отсталой и периферийной Россией и могущественной Британией, находившейся в центре современной экономической жизни, действительно имел место. История Британской империи была одновременно и больше, и меньше, чем история британской индустриальной и финансовой мощи, но как бы то ни было обе империи тесно связаны между собой, и расцвет и упадок Британской империи должен рассматриваться в контексте возникновения современной мировой капиталистической экономики, И акцентировать в этом контексте недоразвитость и периферийность России было бы явным преувеличением. Сильнейшие различия, появившиеся после 1945 года между первым и третьим мирами, следует с большими предосторожностями прикладывать к Европе до 1914 года. В викторианскую эпоху большая часть европейского континента лучше всего описывается понятием «второй мир». Сюда входили не только Южная, Восточная и Центральная Европа, но также Ирландия и Скандинавия. Россия была одним из беднейших (население) и мощнейших (государство) членов этой группы.

Тем не менее, хотя Россия во многих секторах экономики была развита сильнее, чем, например, британская Индия, во многих аспектах ее уместней сравнивать именно с британской Индией, чем с самой Британией, В обоих случаях европейская элита правила массой крестьян, чья культура была для нее чуждой и местами абсолютно непостижимой, а «варварство» и постоянная готовность к возмущению внушали элитам страх. Жесткие полицейские режимы, не всегда озабоченные соблюдением прекраснодушных законов, были одним из следствий этого. Но таким же следствием зачастую оказывалась романтизация и идеализация простого крестьянина. Западный человек, имея под рукой все блага современной цивилизации, всегда испытывал некоторые сомнения по поводу правильности созданного им мира и прежде всего - своего в нем положения. Эти сомнения порой находили выход в идиллических представлениях о благородном дикаре, а это вовсе не обязательно означает, что они были слабо обоснованы или что восхищение простым крестьянином или воином и его взглядом на мир не было искренним и гуманным.

Однако в этом и многих других отношениях британская Индия была бледным подобием царской России. Восхищение, которое британский офицер мог испытывать по отношению к своим индийским войскам, было гораздо менее глубоким и сложным, чем идеализированное представление русского дворянина о крестьянах одной с ним этнической и религиозной группы. Его восхищение «простым народом» соединяло в себе глубокие чувства консерватизма, русского национализма, неуверенности в собственном положении и оскорбленной гордости. В любом случае русская элита неизбежно была более тесно связана со своей страной, чем британцы с Индией. Даже британского администратора или армейского офицера в конце службы ожидала пенсия или пансион где-нибудь в Челтенхэме. Большую часть своего пребывания в Индии британцы содержали там относительно небольшую профессиональную армию, набранную среди «воинственных народностей» и идеально подходящую для проведения внутренних репрессий (хотя во время обеих мировых войн британцы провели массовые дополнительные наборы в Индии). Тогда как русским царям, вынужденным мобилизовать все местные ресурсы для ответа на вызовы, брошенные мировыми лидирующими державами, пришлось после 1874 года ввести обязательную воинскую повинность со всеми вытекающими отсюда угрозами внутреннему порядку. Прежде всего разные уровни обязательств перед страной отражались в экономической политике. Британцы построили железные дороги и впечатляющую систему каналов и ирригации, но их вклад в развитие индийской тяжелой промышленности не был впечатляющим даже по стандартам царской России восемнадцатого века. В 1930-х годах Магараджа Мисо-разэ делал гораздо больше для развития индийского самолетостроения, чем британцы. «Япония за десять лет инвестировала больше капитала в Манчуко, чем Британия в Индию за два столетия», хотя не ясно, понравилась бы индийским националистам, критикующим Британию за отсутствие индустриальной политики, та цена, которую им пришлось бы заплатить за японский способ колониального развития.