Жертве нападения неизвестного животного, предположительно бродячего кота, пришлось провести в офтальмологической больнице почти неделю. Глубокие царапины от когтей гноились, поврежденный глаз после операции промывали трижды в день. Люсе вкололи прививку от столбняка и вакцину от бешенства. Но девушка не чувствовала ран, она была счастлива — Виктор Беро прислал ей в больницу цветы и шоколадку, и Люся зарывалась лицом в розы, пила их аромат и мечтала. Она восхищалась деликатностью своего возлюбленного, который не спешил навещать больную, дав ей время оправиться и привести себя в порядок. И правда — в первые дни Люсе было страшно смотреть на себя в зеркало, но с каждым днем ее состояние стремительно улучшалось. На поврежденном глазу она носила маленькую черную повязку, и это придавало ее облику законченность и изысканный шарм, как будто ее простенькому лицу не хватало именно этой жирной точки, чтобы спасти и вознести его.
Фотоаппарат Виктора остался в шкафчике, и Люся заскочила в больницу, чтобы забрать пленку и отнести ее в проявку. Она и страшилась, и искала встречи с доктором — пришло время для решительного объяснения.
Ее появление в ординаторской заставило две фигуры в белом отпрянуть друг от друга. Цепким женским взглядом Люся окинула покрасневшего Виктора, смутившуюся Карину, новенький сверкающий фотоаппарат, стоящий на столе перед ними, припухшие губы, размазанную помаду, счастливые глаза, и сразу все поняла. Она извинилась и вышла. Шла, не разбирая дороги, и повязка на глазу намокала изнутри от слез. Длинная лента пленки, освобожденная от защитной капсулы, вобрала в себя яркие лучи холодного солнца, стеревшие с нее улики, и полетела в урну возле автобусной остановки. Виктор никогда не узнал, каких кадров лишился. Ненужный фотоаппарат, соучастник ее недавнего преступления, Люся отправила доктору по почте на домашний адрес В больницу она не вернулась.
Из больницы домой баба Люба отправилась на такси, и всю дорогу, сидя на заднем сиденье, двумя руками обнимала пухлую сумку. Сумка вспучивалась боками и ворчала низким грозным голосом. Старуха накрошила в блюдце припасенную с обеда котлету, открыла молнию и попятилась. Из сумки показалась голова. Осмотревшись, кот одним прыжком выскочил наружу, встряхнулся, как собака, и пробежался по периметру комнаты. Баба Люба сидела на стуле не дыша. Кот обнюхал ее тапочки, замешкался. Обошел вокруг ножки стула и осторожно прислонился к ноге.
«Признал!» — с облегчением подумала старуха.
На ужин баба Люба сварила овсянку на воде. Паровоз фыркал, но ел.