— О’кей, — вообще-то реплика о чисто русском нелюбопытстве, нетрадиционном для женщины по имени Хава, вертелась на языке, но я помнила, что Шахор просил не наскакивать. Они здесь как-то иначе общаются, с должной иронией, но без агрессии, надо бы сначала присмотреться.
Я и смотрела на сумеречный сад, веранду, женщину в темном платье, на ее поблескивающую седину и большие теплые руки. Я узнала, что они теплые, когда она усадила меня на диванчик и укутала пледом.
— Ножки подбери, замерзнут, — и я послушно поджала ноги, привалившись к плечу Шахора.
«Кстати, я перестала называть его мальчиком». К ночи люди часто утрачивают возраст, а в этом городе все древние, и он, и Хава, и даже мальчишки, играющие на улочках Старого города. Помню, в первый свой приезд я спросила у торговца покрывалами, как пройти к Стене Плача, он показал и уточнил: «Где мальчики играют в мяч, поверни налево». «Интересно, — подумала я, — они что, всегда там играют?»
Когда же дошла и увидела, поняла, что в самом деле всегда, они такие же бессмертные, как наши московские воробьи, которые возятся в газонной травке у Кремлевской стены, из лета в лето, из века в век. А в этом городе все намерены жить вечно, тем или иным способом, через того или иного провайдера, или вовсе не думая о технической части вопроса.
И эти двое, и та рыжая…. Господи, опять из воздуха.
— А, ты уже не вздрагиваешь. Это Джин.
Девица манерно пошевелила пальчиками и опустилась в плетеное кресло. Интересно, на кой ему я, когда тут такие красотки. Шахор успокаивающе погладил меня по голове и, слава богу, ничего не сказал.
Следующего гостя я все-таки успела услышать, прежде чем увидела Пол скрипнул, когда появился тяжеловесный блондин и тут же потянулся к столу, на который Хава поставила блюдо с маленькими сырными булочками.
— Лаван.
Я плохо различала лица, но люди казались неуловимо схожими. Возможно, их объединяла естественность движений, даже белобрысый толстяк был по-своему изящен, как большой корабль, вплывающий в узкие проливы. Или они просто были местные.
Еще одного гостя, точней, гостью, я тоже не услышала, но тут уж не моя вина луна всегда приходит тихо. Вчера в Тель-Авиве я наблюдала, как она смотрится в море, еще не совсем круглая, а сегодня луна стала целой. Наверное, в Иерусалиме всегда полнолуние.
— Я смотрю, ты вошла в Джер, а Джер вошел в тебя.
— М-м-м?
— Город.
— А. Я думала, руна, — Jera, руна безвременья.
— И вечного возвращения. И много еще чего. И город тоже.
Мы обменивались короткими фразами и короткими словами, мне на секунду стало неловко от их ложной многозначительности, но нам действительно хватало, чтобы понимать.