Вроде бы в маленькой камере пыток, судя по сырости каменных стен, находившейся под землей, дитяти не наблюдалось, значит, обращение «малыш» было адресовано ему, что было как-то странно…Бледная черноволосая красавица в откровенном платье если и была старше Семиуна, то никак не более чем на пять лет.
– Не крути головой, шею свернешь, – произнесла мучительница и взяла лежащий на коленях кнут. – Итак, малыш готов признаться в своих прегрешениях?
На этот раз ее слова прозвучали как вопрос, правда, голос хозяйки положения был каким-то вальяжно-ленивым, как будто красавица засыпала. Зато удар кнута, кончик которого полоснул по правой щеке пленника и оставил на ней кровавый след, вялым назвать было нельзя. Лицо Семиуна исказила гримаса боли, он едва удержался, чтобы не закричать. Удивительно, что лекарь не чувствовал серьезных ран, а вот прикосновение кнута показалось ему весьма ощутимым. Об этом парадоксальном факте стоило подумать потом, если оно, конечно, наступит, это «потом». Сейчас же мысли Семиуна устремились в другом направлении, он искал выход из плачевной ситуации, в которую, сам не понимая как, умудрился угодить.
Из леса появился «монах», он выстрелил. На него вдруг откуда-то налетели всадники, завязался бой…и вот он закован в цепи в сыром и темном подвале. На распоротом брюхе мерно вздымается пахучая зеленая гадость, а писаная красавица с выставленными напоказ атрибутами своей красоты бьет его кнутом и задает идиотские вопросы.
– Готов ли, малыш, готов?! – голос мерзавки звучал все требовательней и требовательней.
За первым ударом последовал и второй, и третий, притом по все той же щеке. Внушительных размеров грудь мучительницы вздымалась все учащенней и учащенней, на безжизненном лице появилось выражение нарастающего наслаждения, а аппетитные коленки женщины вдруг напряглись и плотно сжались.
– Ну, давай, давай, подставь мне другую щеку, малыш! – почти выкрикнула вошедшая в раж дамочка с кнутом и ударила по голой груди юноши с такой силой, что в лицо не выдержавшего и закричавшего от адской боли Семиуна брызнули капли крови из широкой и глубокой раны над правым соском.
После крика жертвы красавица сразу успокоилась, на сочных губах заиграла довольная улыбка, а гнев был сменен на…на строгий, суровый тон:
– Говори, мерзавец, как вы умудрились заметить Вилара?! Кто твой дружок, кто?!
Вместо того чтобы и дальше истязать юное тело кнутом, женщина поднялась с места и, вальяжно пройдясь, раскачивая округлыми бедрами, опустилась перед Семиуном на колени. Она заглянула ему в глаза и зловеще ухмыльнулась: