— Ты чего тут раскомандовался? — забуровил караванщик и натолкнулся на встречный взгляд бледно-голубых глаз Щавеля, стылый, как талая вода…
…и льдины. Льдины плывут по реке. Мальчик стоит у самой воды, а река широкая, другой берег теряется в дымке. Река чёрная, у кромки льда сидит ворона. Голос невидимой бабы тянет песню: «Издалека до-олго течёт река Во-олга». Мальчику зябко, он один на широком поле, ни родни, ни дома. Только холодная природа разговаривала с ним.
«Ты умрёшь, умрёшь», — шелестели ивы.
«Ты умрёшь, умрёшь», — журчала вода.
— Отпусти, — выдавил караванщик. — Не держи…
— Я не держу, — миролюбиво согласился Щавель. — Ты сам себя в капкан загнал.
Карп протяжно выдохнул и поник, словно сдулся.
Щавель обратил взор на Литвина. Сотник потупился.
— Мне за движением назначено смотреть. Ты знаешь, я князем поставлен, — упорядочил отношения старый командир, чтобы у начальников более не возникало сомнений. — За Арзамасом я вас оставлю, уважаемые. Карп займётся своим делом, а ты, сотник, своим. И все будут довольны.
— Будем, — сказал Литвин, не смея спорить.
— И ты, Карп, тоже будешь доволен, — обронил Щавель, переведя внимание на караванщика.
— Да, — не осмелился прекословить знатный работорговец, когда-то мальчонкой утащенный злыми татарами в полон, а потом выдвинувшийся на руководящую работу за счёт тяжёлого характера, могучего здоровья и выпестованной кнутом злобы.
Щавель вернулся к своим. Парни, почтенный Альберт Калужский и Лузга кучковались наособицу, причём последний что-то рассказывал, оживлённо жестикулируя.
— Там у них есть мотоцикл. Садишься в седло, хвать за рога, ногой по стременам как пнёшь, и давай ему ро́ги накручивать, а он рычит и мчится как бешеный.
— Не, у нас такие не водятся, — степенно ответствовал Жёлудь.
— Да он железный, как шведский пароход. Мчится, как ветер, и воняет будь здоров.
— Тьфу, срань, — сплюнул парень.
— Прости и помилуй, — осенил себя святым знамением Альберт. — Не может Господь милосердный допустить в мир такую пакость, разве что в наказание нам грешным.
— Не веришь? Руби мой уд на пятаки! — страшно забожился Лузга, обращаясь сразу ко всем. — Суйте в зад мне наждаки, если я вру!
— В Орде водится много престранных зверей, — примирительно воздел ладошки целитель. — Не все они от Творца, иные вышли из рук человеческих, покоряя бренную плоть торжеству научного разума.
— Вот бы на таком промчаться, — мечтательно вздохнул Михан. — Быстро он бежит?
— Галопом. Да что там галопом, любого скакуна обгонит вмиг. Летит как вихрь.
— Много жрёт?
— В городе шесть-семь литров, на трассе — четыре-пять, — скороговоркой выпалил Лузга.