— Не может быть, — сказал Карп. — У шведов две жены и король, который правит, пока не передаст престол старшему сыну. Две! Даже не четыре, как у басурман, но никаких тебе калифов на час. Бабы в Орде кого-то выбирают не потому, что ими дорожат. Дело тут не в череслах, а в чём-то другом.
— Дикари, что с них взять, — пожал плечами Альберт.
— А у светлейшего князя сто пятьдесят пять жён, не считая наложниц, — напомнил Щавель.
Достойные мужи уважительно посмеялись могуществу Лучезавра и пришли к единодушному мнению, что за Камой делать нечего, а Орду как гоняли, так и будут гонять, возвращая басурман в их дикие земли к их нелепым обычаям. Да и шведы, в общем-то, странноватый народец, достойный прозябать на краю света, в стране голого камня и снегов.
О том, как поступить с Едропумедовыми приспешниками, достойные мужи порешали тут же, не откладывая в долгий ящик. Раздав народу кровно нажитый конфискат, Щавель отправил по адресам ратников. В учётных книгах хозяйственного ростовщика имелись поимённые списки работников с обозначением должности и оклада. Щавель приказал брать всех разом, подключив к делу Карпа с подручными, Лузгу и парней. Шайку повязали в один заход. Чернокафтанные молодцы после смерти Едропумеда попрятались, но их никто не искал, и через три дня они возвернулись по домам. Там-то их и взяли всех тёпленькими.
Утром пленников вывели из амбара, поставили в ряд на колени. Михан суетился вместе с ратниками, приводя в чувство замешкавшихся тычком палицы. Жёлудь с луком наготове замер поодаль, зорко глядел, чтобы никто из пленников не пустился наутёк, а если отважится и дёрнет, не добежал до ограды. Желтоусый десятник Сверчок, оставшийся в дружине за старшего, исчез в ростовщических хоромах. Ждали недолго. На крыльцо в сопровождении Сверчка вышли Щавель, Карп и водяной директор.
Над двором повисла тишина. Солнце ясное било в глаза приспешников, и они опустили головы, словно каясь в содеянном. Щавель стоял недвижно, держал паузу. Наконец во двор даже уличный шум перестал доноситься.
— Суди нас, боярин! — не выдержал самый матёрый из чернокафтанников. Он склонился, ткнулся лбом в землю.
— Суди, суди, — загудели вышибалы, падая ниц.
В дверях сарая уже переминались обозники Карпа, все шестеро в полной амуниции — кожаных фартуках до колен, толстых крагах. Копошились у телег, бряцали чем-то жутко нехорошим, распаляли уголья в походном горне, готовили инструмент. Потянуло дымом. Вышибал пробрал мороз.
— Светлейший князь вас судить будет, — бесстрастно обронил Щавель. — За добро добром воздаст. Заковать в железа́, — бросил он Карпу. — В Новгород Великий пусть городская стража ведёт, — приказал водяному директору. — На суд светлейшего князя. Головой за них отвечаешь.