— Я… оказывается… статист… вот так живёшь…
— И не догадываешься, — закончил Лузга.
— Кто-то должен, — с пониманием сказал Щавель.
— Подонки… — едва слышно пролепетал Фёдор и кончился.
Щавель закрыл ему глаза.
«Медвежатам» досталось куда суровее. Пятеро полегло у главного входа, троих замочили на кухне, кроме того, взято было восьмеро раненых, из них шестеро тяжело и практически смертельно. Стрелок, которого Щавель поразил за забором, на удивление удачно отделался — стрела пробила загривок насквозь, но не затронула ничего важного. Его поймали у табачной гряды и притащили вместе со всеми в трапезную, избив по дороге. Он сидел под стеной со связанными руками, обломок древка торчал из шеи с обеих сторон, затыкая кровь. Щавель поднялся от трупа незадачливого десятника и, поманив Сверчка, направился в сопровождении Лузги на допрос. Поигрывая плетью из человеческого волоса, к ним присоединился Карп, чья опухшая рожа напоминала о вурдалаках постпиндецовых времён.
Они нависли над пленным, грозные, как всадники Апокалипсиса.
— Вижу, ты боли боишься, — отметил Щавель.
Раненый вжался в стену, будто хотел просочиться сквозь щели прочь и улететь с рассветным ветром обратно в Озёрный Край. Его боевой товарищ с раздробленной рукой попытался отползти от обречённого соратника.
— А ты тоже не готов принять муки, — обратил на него внимание командир, извлекая из ножен клинок работы мастера Хольмберга. — Сверчок, держи ему ногу крепче. Карп, хватай за плечи. Лузга, принеси огонь.
* * *
Самый прошаренный манагер Москвы оказался упитанной кряжистой бабой с круглым гладким лицом и блаженно прикрытыми раскосыми глазками. Она была обряжена в туфли, брюки и кофту старинного фасона, скромные, но изящные. «Допиндецовые», — понял Жёлудь, который видел настоящие одежды только в эльфийских книгах и глянцевых журналах. На груди манагера, пониже скрещенных рук, покоилась вместительная сумочка из чёрной кожи.
— Так она ведьма? — вопросил Михан.
— Тс-с-с! — Бард прижал к губам палец и торопливо начал укреплять свечи по краям саркофага.
Даздраперма Бандурина лежала как живая. Казалось, не триста лет назад, а вчера положили её в домовину. Филипп установил свет и произнёс задумчиво:
Не мёртво то, что в вечности пребудет.
Со смертью Путина «Газпром» умрёт.
И на руинах Нерезинового Рима
Звезда Бандуриной повторно возойдёт.
— Слышь, дурень, что такое Рим? — ткнул Михан локтем в бок зачарованно замершего Жёлудя.
— Город такой в Италии, оплот христианства, — не задумываясь оттарабанил заученное в эльфийской школе молодой лучник, говорил шёпотом, чтобы не нарушать торжественность момента.