Ты уверена, что это твой муж? — спросил я, когда мы опять мчались по направлению к холмам. Нет, сказала директриса и рассмеялась. Думаю, это был не он. Я тоже рассмеялся. А машина-то как будто его, выговорила она между приступами смеха, но вроде бы это не он. Вроде бы? — спросил я. Если, конечно, он не сменил номеров, сказала директриса. Только тут я понял, что все это было шуткой, и закрыл глаза. Между тем мы миновали холмы и попали в пустыню — ровную поверхность земли мели огни автомобилей, ехавших на север или, наоборот, по направлению к Гомес-Паласио. Уже наступила ночь.
Знаешь, сказала директриса, сейчас я покажу тебе очень необычное место. Именно так она и сказала. Очень необычное.
Мне хочется, чтобы ты это увидел, сказала она, это мне больше всего здесь, на моей земле, нравится. Машина свернула с шоссе и остановилась на чем-то вроде площадки для отдыха, хотя в действительности ничего там не было, только земля и большой участок для стоянки грузовиков. Вдали светились огни — может быть, огни поселка, а может, и ресторана. Мы по-прежнему сидели в машине. Директриса указала на какую-то неясную точку. На кусок шоссе километрах в пяти от того места, где мы сейчас находились, или немного дальше. Директриса даже протерла тряпкой переднее стекло, чтобы мне было лучше видно. Я посмотрел и увидел фары автомобилей: цепочка светящихся точек изгибалась — там, вероятно, был поворот. И тут я увидел пустыню и увидел какие-то зеленые формы. Ну? — спросила директриса. Да, огни, ответил я. Директриса посмотрела на меня: ее глаза навыкате блестели, как, наверно, блестят глаза зверьков, водящихся в штате Дуранго, в неприветливых окрестностях города Гомес-Паласио. Потом я снова посмотрел туда, куда она показывала: сперва я не увидел ничего — только мрак, отблески поселка или неведомого ресторана, потом проехало несколько машин, и пучки света с отчаянной неспешностью пропороли пространство.
Но эта отчаянная неспешность нас больше не раздражала.
И потом я увидел, как свет — через несколько секунд после того, как автомобиль или грузовик вроде бы уже проехал по этому месту, — переворачивался и зависал, зеленый свет словно дышал, на доли секунд становился живым и отраженным — посреди пустыни, когда разорваны все путы, зеленый свет, который напоминал море и который колыхался как море, но сохранял всю хрупкость земли, зеленое колыхание, изумительное, одинокое. На том повороте что-то — рекламный щит, крыша заброшенного сарая, разложенные на земле гигантские пластиковые листы — должно было этот свет порождать, но для нас, наблюдавших его с некоторого расстояния, он возникал как сон или как чудо, что, в конце-то концов, одно и то же.