…синие, синие, синие, синие сверкающие тюльпаны из отборного льда. Из синего сверкающего льда. Синий, синий луг тюльпанов из синего сверкающего льда. Мне — в баню. Ничего не видно. Сухой пар, я пересыпаю его из ладони в ладонь, и на руку мне падает крышка рояля. Ооооо! Как больно, меня в этом самом месте кусала собака. Или это было до?..
Пар.
Сухость.
Ненавижу ощущение сухости в ноздрях. Это ничего, что я голый? В бане не продохнуть из-за сухого белого пара. Молоко… Мне два стакана с тюльпанами.
…но я еду в тумане. Странная какая-то машина — одни кнопки. Но красивые. Как у той хитрой губной фисгармонии, которую мне не купили двадцать пять лет назад. Теплое пиво хорошо для горла, а от холодного бывает ангина. Стоп. Дубль два! Вы! Эй, вот вы там! Не наваливайтесь на дверь, вы же видите, у меня попала рука!
Нет, никто не обращает внимания, будто так и надо. Короткая рубашка. Нэн Катти Сарк. Голая ведьма. Горячая. Тугая. Тяжелая. И…и…и…и… МЫ ПРЕКРАЩАЕМ НАШИ ПЕРЕДАЧИ! МЫ ПРЕКРАЩАЕМ НАШИ ПЕРЕДАЧИ! МЫ ПРЕКРАЩАЕМ НА…
…конечно, зеленая. Иначе откуда у нее рога? Д-зззззззнь!.. «Нелепая смерть. Тут глубины — от силы метр. Если бы он смог чуточку приподняться…» — «Его придавливали ордена в рюкзаке». — «Н-да. Ну — на вскрытие. И прочие формальности, почетный караул там, то, се… да вы знаете».
…вит, давит, давит, давит, давит, давит, давит, давит (дайте мне крест!), давит, давит, давит, да (Дайте Мне Крест!) — вит, давит, давит (ДАЙТЕ МНЕ КРЕСТ!), давит (Не держ… Не держите мне руку! Дайте мне крест!)… дави… Отпустите РУ-КУ! ДАЙТЕ МНЕ КРЕЕЕЕЕЕЕ… ит.
Сморчок, звон, пустырь.
Перезвон.
Неделю я болел. Сутки валялся в бреду, еще сутки еле ползал от слабости. У меня, без сомнения, было заражение крови. Почему я выжил — не знаю. Видимо, успел-таки в последний момент со своей варварской хирургией. Риф, навывшись в углу, лаяла и рвалась, а на второй день только поскуливала. Вообще это было поучительно — болеть одному-одинешеньку. Умирать в одиночку. Когда на третье утро я почувствовал, что могу передвигаться относительно легко и вышел на улицу, миропонимание мое весьма отличалось от того, каким оно было пять дней назад.
Было очень ровное небо над головой. На лужи нельзя было смотреть. Их разлитое золото ослепляло, отражая лучи, проскользнувшие сквозь очистившийся воздух. Сколько старушке понадобится времени, чтобы зализать раны?
Два следующих дня я провел, набираясь сил, не предпринимая дальних вылазок. Появилось очень много птиц. Не только типично городских, но и откуда-то, неужели с реки, даль-то какая, — чайки, и кружили какие-то явно соколиной породы, высоко, не разберешь. Свистяще-щебечущая мелочь заполняла утро непривычным слуху ором.