22 августа
Приехали с намерением никуда «не сливать» энергию. Ничего не делаем, кроме практик. День голодали. Устали, очень тяжело, еле выползли и восстановили режим (с пяти утра до девяти вечера). У жизни теперь есть цель и смысл, она самая настоящая. Это ощущение ничто не заменит. Мы друг другу очень помогаем и оказываем поддержку, как будто мы на самом настоящем полном опасностей пути. Сейчас я чувствую Мишу в сердце — может быть, не настолько, насколько хотелось бы — чувствую, что он нас ведёт.
Когда мы вернулись из Крыма, всё звенело, «матрица» шаталась, пытаясь нас увлечь, но мы делали практики. Оставшиеся дни в Крыму пытались открыть себя Гуру и понять свой путь. Между ребятами произошёл конфликт (Миша уезжал, ребята галдели, а Антон на них рявкнул), после чего было открытие друг другу и близость.
Когда по возвращении Миша сказал мне: «Слишком много себя, посмотри на других», — наступил кризис, и мы с грустью поняли свою бессердечность, замкнутость, ограниченность. К утру всё развеялось, и мы сердцем почувствовали практики, которые делаем не для себя. Мы много мыли посуду и делали что-то для других с настоящим удовольствием (под конец я вошла во вкус). Мне снились осознанные сны про Мишу: я склонялась к его ногам, принимая, пуская в сердце. Мы поняли смысл практики (делать то, что говорит Гуру, идти по рельсам, никуда не сворачивая), физиологию Просветления, почувствовали пустоту, почувствовали мысли как не принадлежащие нам голоса в голове. Мы приближаемся, и всё очень хорошо, очень правильно. Миша говорит, через две недели что-то произойдёт.
24 августа
Наблюдение: нужно расслабиться. Мы перенапрягаемся. Движение к Богу, отношения с Богом, с высшим Я — это как отношения между влюблёнными. Нельзя слишком давить своим желанием и чувством или брать силой, иначе произойдёт вынужденный разрыв, отдаление. Нужно больше расслабляться, всё происходит само, нужно только постоянное звенящее натяжение.
Ужас. Вчера был «развесёлый» день. Хотелось побыть отдельно друг от друга. Антон целый день мне казался агрессивным и плохим. Потом он отклонялся от расписания, чем меня рассердил, и поэтому я упорно делала практику на чувстве ненависти. Практика шла плохо, тяжело. Был час истерики. Легли спать порознь, и обниматься не хотелось.
Сначала мы ездили в метро с «опущенным капюшоном», но потом меня увлёк телик, потом люди в метро на обратном пути — их лица прямо затягивают, интересно.
С другой стороны, когда мы приехали из Крыма, режим и «капюшон, надвинутый на глаза» были реальной, необходимой и единственно верной стратегией. Сейчас Москва нас «разболтала», и мы не можем удерживать барьер, не насилуя себя. Барьер не нужно держать «из принципа», «из принципа» исключать контакты и всё интересное. Потому что, если загнать всё это внутрь, оно всё равно не даст покоя и потом выйдет боком. Здесь мы можем практиковать в определённом ритме. Если хочется другого, нужно искать другие условия. Когда мы возвращаемся в социум, отказываться от связей и обязательств (кто-то из друзей и близких волнуется, кто-то скучает) — это насилие над собой. А вот когда мы в отъезде, за нас никто не переживает.