Дома мы зажгли свечи и наконец распечатали тему, которая висела весь день: Серёга Атман в жизни Падрика. Мы никогда не видели, чтобы Падрик так размахивал руками и «брызгал слюной». Его зацепило очень сильно. Интересно, как по-разному Гуру цепляет каждого человека. Мы проговорили полночи.
22 декабря
На следующий день после прилёта в Москву нас с Антоном разбросало в разные стороны из-за казавшегося незначительным пустяка. Я написала Атману. Он сухо ответил, чтоб мы приходили 13-го на общую йогу. После того как мы в тот день вернулись домой, Антон, ничего не сказав, ушёл в неизвестном направлении. Дал о себе знать только в 11 вечера: написал, что сидит с Таней С. Меня плющило, я не понимала, что с ним случилось. Я кое-как уснула, а в 3 часа ночи он опять вышел на связь и позвал меня в «16тонн». Сидел в обществе официанток и выпивал. Видно было, что у него на душе очень плохо: не депрессия или уныние, а глубочайшая экзистенциальная тоска, которую не утопить даже в алкоголе. Мы потусили в «16тоннах» и вернулись домой.
Серёга пригласил нас в гости, на посиделки по случаю свадьбы Руслана и Маши. Мы с Антоном, общаясь и смеясь, причесались и очень хорошенькие и весёлые отправились в гости. В гостях Антона как подменили, он скис. Через час он исчез. Ушёл, не сказав ни слова. Меня накрыло, я стала пережёвывать в уме эту ситуацию, и тут Атман мне помог. Он сказал, что нужно просто любить мужа таким, какой он есть, что такая любовь — великая сила, сметающая всё. И всё прошло.
Атман говорил с новобрачными о браке, об особенностях жены, о чемоданах ожиданий и планов, с которыми она приходит к жениху, а в моём случае — ещё и к будущему отцу моего ребёнка. Я поняла, что, если прийти в новую жизнь максимально чистыми, можно каждый момент писать страницу совместной жизни, на которой будет только настоящий момент, наполненный любовью, писать любовь прямо сейчас.
Потом Атман перестал говорить позитивно, снова пытался громить моё «слипание с Антоном», издевался. Он прекрасно умеет заклинить ум. Меня от всего это выворачивало, весь мой мир рушился. Я не знала, как это всё понимать и что Атман пытается мне сказать. Не хотела слышать и слушать. Чувствовала, что он хочет, чтобы я перестала трястись над нажитым, отлепилась от уютного гнезда семейной жизни, которое свила в голове. Но я не знала, что делать. Я оцепенела и не могла сдвинуться со своей позиции, я застряла. Мне хотелось убежать и никогда больше не поднимать эту тему. Всё что угодно, но только не это.
Потом Атман хотел со мной поехать на машине по пробкам к нам домой, где меня ждал Антон. Я представила, сколько мне ещё придётся его терпеть, и сказала, что хочу поехать на метро. Мы очень долго проторчали на улице препираясь. Я никак не могла уйти, просто оцепенела. Атман не отпускал меня, а Антон звонил и ждал меня дома. Я была очень зажата и взволнована. Мне было страшно, что Серёга меня разрушит окончательно, но я оставалась, потому что другая часть меня хотела разрушения всего, что постоянно причиняет мне такую боль. Атман проделал колоссальную работу. У меня сел телефон, и Серёга запрещал мне отвечать Антону на эсэмэс. Он что-то видел в нас со стороны и хотел, чтобы Антон тоже кое-что понял, поволновавшись за меня после того, как оставил одну. Наконец мы, по-видимому, этого дождались и поехали домой. Перед отъездом мы час разговаривали по-английски с чернокожим парнем о самопознании у ларька с фастфудом.