Он поднял с пола рубашку, надел ее, застегнулся и нетерпеливо запихнул подол рубашки в брюки. Интересно, она хоть помнит, с каким жаром помогала ему снять рубашку? Неуверенные пальцы дрожали. Но когда они касались его голой кожи, ему приходилось стискивать зубы, чтобы сохранить хоть каплю самоконтроля. Он боялся, что накинется на нее, будто сексуально озабоченный подросток.
Отодвинув бумаги, которые высились перед ним, он опустился в кресло у письменного стола. Провел пальцами по волосам. Что еще она сделала? Заставила его в огне страсти изнывать от наслаждения.
Он резко выпрямился. Нажал кнопку на компьютере и вызвал колонку цифр. Она сказала, что собирается работать. Если она может, то он тоже может. У него есть способность переключать внимание на работу, что бы ни случилось. Раньше ни одна женщина не могла помешать ему.
Но как робкая Райэннон обнимала ладошкой его шею, как изгибалась ее спина под его рукой. И ее рот…
О боже, ее рот! Ее очаровательные груди с алыми бутонами на вершинах. Шелковистая гладкость кожи. И плотная атласная глубина, приветливо приглашавшая, хотя…
Хотя…
Догадка ударила его с ослепляющей силой. Неожиданное легкое препятствие. Он еще боялся, что делает ей больно. Что-то большее, чем показатель долгого воздержания. Что-то еще. Что-то новое в его опыте.
Он смотрел на экран, и колонка цифр танцевала перед ним. Он вытаращил глаза.
Она была… девственница?
Ему вдруг стало холодно. Выступил пот.
Разве она не призналась, что Джералд Додд оскорбил ее? Быстро мысленно повторив все, что она говорила, Гэбриел тихо выругался.
Он слишком поспешно сделал вывод — неверный вывод.
Что бы Джералд Додд ни делал с Райэннон, это, несомненно, было ужасным и жестоким, но…
Тихий, нежеланный внутренний голос обвинял, становился сильнее и громче и наконец громом загремел в ушах. Разве сам Гэбриел не сделал что-то похожее? Сомнение обрушилось на него, точно удар в живот. Может быть, его поступок еще хуже?
Вместо того чтобы внимательно выслушать, выяснить, что в действительности случилось, убедить ее словами, он воспользовался преимуществом момента. Конечно, прежде чем поцеловать, он заручился ее согласием. Он полагал, что это будет невинный, почти братский поцелуй… Ну, наверное, не совсем братский… Все равно, поцелуй скорее успокаивающий, чем страстный. Не имеющий ничего общего с ее тревогами и страхами.
Потом она поцеловала его в ответ. И все его добродетельные и благородные рассуждения вылетели в окно вместе с самоконтролем.
Но, во всяком случае, в нем сохранилось чувство приличия, чтобы управлять своим желанием и не напугать ее до смерти. Как бы трудно ему ни было, он остановился. Но потом она тихонько так заскулила от отчаяния.