7
В редакционном студеном коридоре Марат столкнулся с высоким костлявым человеком в шинели и ушанке.
— Я рисунок принес, — робея, сказал Марат. — Кому показать?
— Рисунок? — человек смерил его спокойным изучающим взглядом. — А ну-ка.
Марат достал из-под ватника альбом и нерешительно протянул незнакомцу. Тот, стоя, полистал, пожевал губами, снова бросил на Марата изучающий взгляд, в котором уже и живое любопытство было, и толкнул ближайшую дверь:
— Заходи.
В комнате было холодно, все сидели в полушубках и шинелях. Сквозь заледенелое окно был виден угол Зимнего.
— Посмотрите, ребята, — сказал костистый. — По-моему, здесь что-то есть.
— Николай Семенович опять талант открыл! — простуженным голосом отозвался один из сидящих. — Поглядим. Давайте-ка все коллегиальность соблюдем.
Журналисты сгрудились над столом, стали рассматривать рисунки. Марат видел только спины и затылки.
— А это что за качели? — спросил тот, с простуженным голосом.
Его товарищи расступились, Марат подошел, глянул и пояснил:
— У мастера ноги распухли, он на катер забраться не может, вот и поднимают краном, чтобы работами руководил.
Все оживились, переглянулись, а Николай Семенович попросил:
— Ты поподробнее. Кто этот мастер? Где дело происходит?
— Где… — смутился Марат. — Да у нас на заводе, в сборочном цехе. Мастер Михайлов Гаврила Иванович. Между прочим, замечательный человек. Ночью в цех зажигалка попала, стропила загорелись, так Гаврила Иванович на крышу полез, руки пожег, а загасил. Он старый уже, пятьдесят три года, тяжело ему, конечно, не то что нам. Да еще ноги опухли. Но он не сдается, работает. Его рабочие на руках переносят, когда нужно. И качели вот сделали. Поднимается на верхотуру и смеется: в детство, говорит, ударился.
— Любишь мастера? — спросил Николай Семенович.
— Его у нас любят, — ответил Марат. — Он же совсем один остался. Я вот тоже один, но я что, у меня вся жизнь впереди, а ему тяжело. Сын на Пулковских высотах погиб, а жену перед самым Новым годом на Охтинское кладбище отвез. Вместе мы и отвозили. Но это не главное, главное — он все силы производству отдает, все для фронта, все для победы.
Сказав эту фразу, он совсем смутился, покраснел к опустил глаза.
— А тебе сколько же лет? — поинтересовался Николай Семенович и предложил: — Да ты садись, сейчас ноги беречь надо, тебе еще по жизни ходить да ходить.
Ему подвинули стул. Марат сел, снял шапку, пригладил непослушные жесткие волосы.
— Мне шестнадцать уже, — ответил он с достоинством, — у меня и паспорт есть.
— Ты рисовать учился?
— Кружок у нас в детдоме был…