После гибели жены и дочери я пытался убежать от своей прежней жизни. Порвал отношения с друзьями и коллегами, продал и раздал часть вещей. Но от некоторых избавиться не решился, сложил их здесь, в кладовке, и постарался забыть. Это были фотографии, записные книжки, разные бумаги.
Я налил себе бурбона и поставил бокал на полку. Коробки, где я хранил свои рабочие записи, были надписаны. Это помогало, но всё равно, прежде чем найти нужную, я изрядно повозился. Затем отнёс коробку в гостиную, поставил на кофейный столик и открыл. На меня пахнуло запахом старых бумаг. Я перебрал папки и быстро нашёл относящиеся к делу Монка. Их было несколько, перетянутых толстой резинкой, которая разорвалась, как только я к ней прикоснулся. Я вспомнил, как покупал папки, в каком магазине.
В первой лежала пачка дискет, снабжённых этикетками. Но дискеты к современным компьютерам не подходили. В других хранились фотографии, сделанные в палатке над захоронением Тины Уильямс. Я быстро перебрал их и отложил. Занялся записями.
Значительную часть составляли распечатки, но попадались и сделанные от руки. Почерк, несомненно, был мой, но я его не узнавал. Он изменился. Человек, это писавший, перестал существовать.
На одном листке было пятно, при виде которого у меня перехватило дыхание.
С ложки Элис капля йогурта упала на лежащий на столе листок. Кара принялась вытирать его салфеткой. «Пятно наверняка останется. Надеюсь, бумаги не очень важные…»
Я почувствовал, что мне не хватает воздуха, и, уронив злосчастный листок на пол, выбежал в прихожую. Открыл входную дверь. Подставил лицо ветру, жадно глотая холодный влажный воздух. Сквозь туман тускло поблёскивали уличные фонари. Дождь прекратился, и наступившая на улице тишина казалась почти оглушительной. Ни единого звука, кроме журчания воды в кюветах и шуршания проезжающих вдалеке машин. Я начал постепенно приходить в себя, запихивая своего «чёрта из табакерки» обратно на место, где он будет лежать свернувшись и ждать.
До следующего раза.
Я закрыл входную дверь и вернулся в гостиную. Осторожно поднял страницу с пятном, вложил в папку. Затем, глотнув бурбона, принялся читать.
Когда утром позвонили в дверь, я уже знал, что визитёр прибыл с плохой новостью. Накануне я читал свои старые записи по делу Монка, пока не начали слипаться глаза. Лёг в постель в четвёртом часу с уверенностью, что упустил тогда что-то очень важное. Но что именно, так и не понял. Во всяком случае, это не было связано с повреждениями, нанесёнными преступником Тине Уильямс. Они были ужасные, но отнюдь не уникальные. Мне доводилось сталкиваться даже с худшими — например, недавно при расследовании серийных убийств в Шотландии. При этом Монка хотя бы поймали и осудили, а тут дело до сих пор не раскрыли.