Получивший взбучку Липатов вернулся к работе, однако образ девушки по-прежнему оставался у него перед глазами.
Кого-то она ему напоминала.
Ближе к вечеру, когда он наконец-то закончил с дровами, подмел метлой двор от щепы и тоже снес ее под навес, девушка вдруг сама подошла к нему. Ее лицо светилось тревогой и желанием быть понятой.
Андрей растерянно замер, пытаясь по ее отчаянной мимике понять, что она хочет. А девушка испуганно оглядывалась на темные окна и дверь дома и энергично жестикулировала, что-то показывала руками, махала в сторону леса.
– Я… Я не… Подожди, подожди, я не понимаю тебя! Что ты мне хочешь сказать?! – вполголоса шептал Андрей. – Ты боишься деда?
Девушка отрицательно замотала головой.
Тут Липатова осенило.
– Ты писать умеешь?
Лена радостно закивала.
– Ну вот!
Андрей разгреб ботинком щепу, освобождая небольшой клочок утоптанной земли, вручил одну щепку девушке.
– Пиши! – сказал он.
Девушка торопливо большими буквами написала и тут же стерла рукой: «Беги!»
– Беги?! Это почему?! – тревожным шепотом спросил Липатов.
Следующее слово было: «Дедушка». Затем она опять быстро стерла его ладонью, снова написала и торопливо стерла: «Хочет».
Так она и писала по одному слову и тут же стирала.
Получалось, что старик хочет продать Андрея в рабство. Он по рации связывался с Романом Георгиевичем.
Кто такой этот Роман Георгиевич, Липатов не понял, уяснил лишь, что очень плохой человек.
Утром его заберут. Ему нужно бежать сейчас в ту сторону – в подтверждение своих слов девушка махнула в нужном направлении рукой, – потому что в противоположной стороне болото.
– Спасибо тебе, Лена. Вовек не забуду, – с чувством прошептал Липатов. – Ты очень красивая. Очень.
Андрей быстро поцеловал ее в щеку, успев в сумерках заметить, как густо покраснела дико шарахнувшаяся от него девчонка.
Она убежала в дом, а Липатов, закусив в тревоге кулак, уселся на ворох щепы, откинувшись спиной на поленницу дров.
Когда стемнело, он сделал вид, что направился в уборную, стоящую на задворках небольшого, уже убранного огорода. Пахло картофельной ботвой, у Андрея вновь мучительно заболела голова, в который уже раз. Он помнил этот запах. Но откуда, при каких обстоятельствах запах так врезался в память, не сохранившую более ничего? Остановившись, Липатов приложил ладонь к затылку, стараясь легкими поглаживаниями унять пульсирующую боль. Только ее сейчас не хватало, когда он собрался бежать!
Вдруг от забора из плохо ошкуренных березовых жердей, укрепленных на березовых же столбиках, донесся шепот:
– Эй, парень!