Поезд пошел живее, наметилась в движении какая-то осмысленность.
В лесу остановились. По вагонам бежал помощник машиниста — кончилось топливо. Надо пилить и рубить дрова. Пилы и топоры получать у кондукторов.
Ставцеву и Курбатову кондуктор сунул в руки двуручную пилу и, торопя их, приказал:
— Дубок и березку… От сосны шару нет!
Пильщики углубились в лес. Курбатов облюбовал дубок, расчистил у комля снег.
— Приступим, Николай Николаевич!
Ставцев скептически поглядывал по сторонам.
— А вы, Владислав Павлович, когда-нибудь валили лес?
— Видел, как валят…
— То-то и оно, что видели! А шинели на нас солдатские. Ну скажите, какой солдат не валил леса, какой не пилил? А вы что за пильщик? Не очень-то удачен здесь наш маскарад! Первый, кто к нам подойдет, сначала посмеется, а затем догадается, что никакие мы с вами не солдаты! Барина видно, как он за ручку пилы держится!
Курбатов воткнул пилу в снег.
— Что же делать? Пилу дали — надо пилить…
— Что делать, я и не знаю, но надо торопиться… Надо сходить к тем, кому топоры дали. Поласковее обойдитесь! Найдется кто-нибудь… Вы помоложе меня, слазайте по снегу. И поглядывать надо за ухваткой!
Курбатов пошел к своему вагону. Проворов здесь, Проворов поможет. Вот и случай словом с ним перемолвиться. Но до вагона не дошел. Навстречу к нему двинулся Проворов. Подмигнул Курбатову:
— Я с вас глаз не спускал… А подойти нельзя, все случая не было. Все хорошо, хорошо все идет. Не вешайте головы, Курбатов! Товарищ Курбатов!
К Ставцеву Проворов подошел с хитроватой широкой улыбкой на лице:
— Подсобить? В артель принимаете?
Остановился под дубом. Глянул на макушку. Взял пилу, провел пальцем по зубьям.
— И это у них называется струментом! Хм! Топор неточеный — что конь легченый, а пила тупая — это жена немая…
Ставцев подмигнул Курбатову через голову Проворова: вот, дескать, как я ловко придумал.
Проворов неторопливо отошел в сторонку, выбрал осинку, срубил для шеста. Вернулся. Сделал надсечку у комля. Шест упер в ствол дуба.
— Теперича начинайте! С богом! — И перекрестился. Пошла пила, засмурыгала, сбиваясь с надпила. Проворов подошел к Ставцеву и отстранил его плечом:
— Ты, дед, посторонись… У нас руки помоложе.
Курбатов разогрелся, шинель сбросил.
И вот затуманился великан, дрогнула его крона, по всему телу дрожь, как толчок, прошла.
— Напирай на шест! — приказал Проворов и прибавил крепкое слово.
Ставцев налег на шест. Еще несколько движений пилы, и великан скрипнул. Пошел, пошел, осыпая снежную пыль, и упал, раскинув волны снега.
Проворов отер со лба пот и мечтательно проговорил: