Мы пьем за дружбу. Дружба — это что? Необъяснимые симпатии случайно столкнувшихся индивидуумов? А можно ли ее носить с собой в бумажнике? Не лезь в циники! Дружба — это когда вместе создают материальные ценности. Об этом я читал в книгах.
Мы пьем за первооткрывательство. Первооткрыватель — это Виктор. Начальник партии. Ну, и мы с Мишкой. Интеллектуальная, так сказать, прослойка. В списке будет и наш шеф — будет инженер-лейтенант саперных войск Кахидзе!
Мы сидим возле примуса, как возле костра. Здесь нет даже березки. Один ягель, почему-то синего цвета. Ягель и осока, спрятанные ночью. Мишка поет наши песни. Валька куда-то исчез. Я нахожу его возле ручья. Он сидит, закутавшись в телогрейку, и булькает по воде камушками.
— Ты чего? — спрашиваю я.
— Так… — отвечает Валька. — Кидаю камни. Песен ваших я не знаю. Умный разговор поддержать не могу.
Подходит Мишка.
— Давай потолкуем, Валюха, — говорит он.
— О чем?
Я оставляю их вдвоем.
— А ведь завтра пятое число, — говорит Виктор. — Должен быть самолет.
Слушайте, парни…
В нарушение всех законов природы самолет действительно прилетает. Мы быстро поджигаем траву. Желтый дым ползет вертикально в небо. Черная точка стремительно вырастает в размерах. Самолет делает кольцо. Виктор выпускает красную и зеленую ракеты. «В лагере все в порядке, больных нет, работу продолжаем». С самолета падает тюк. Письма, газеты, журналы. Я быстро выхватываю конверты с круглым Ленкиным почерком. Шуршание бумаги и строчки писем заполняют вселенную…
— О, черт!.. — возвращает нас на землю Виктор.
— Что случилось?
— «По требованию родителей, — читает он вслух, — откомандируйте из партии рабочего Алексея Чернева как нелра-вильно оформленного. Отправьте с ним краткий отчет и ненужный груз. По договоренности с колхозом вельбот будет ждать вас у мыса Могила охотника седьмого и девятого числа этого месяца». Подписи.
Ошеломленное молчание придавливает нас. Что за чертовщина?
— Ну вот, — роняет Виктор. — Езжай, Чернев, домой. Папа и мама. Мы ведь обучили тебя мату, радикулиту, ревматизму и цинизму.
— Хо-хо, Леха! — говорит оживленно Гришка. — Дома теплее. Везет молокососам!..
Валька и Мишка молча переглядываются.
Мы сидим на сложенных для переноски тюках, после обеда мы кочуем к миридолиту.
— Отставить переезд, — говорит Виктор. — Отставить, значит, переезд ввиду отъезда.
Мир рушится на нас громадными глыбами молчания. Мы сидим молча. Слова еще не родились в свистящем хаосе мыслей.
— Езжай, значит, Чернев, — чужим голосом повторяет Виктор. — Будешь историком.
— Я не Мария-Антуанетта. Я могу и остаться. — Эти слова приходят к нам через сотню томительных лет.