Никогда не угаснет (Шкаровская) - страница 38

— Да, можно в МОПР, — снисходительно согласился Стёпка. Затем, взяв пудреницу, повертел её в руках. Подвижное, лукавое лицо его выразило удивление.

— А ента штуковина для чего?

Инка сделала вид, что читает, а на самом деле зорко следила за всем, что происходит. «Вероятно, сейчас будут губы красить», — подумала она и не ошиблась. Ванька взял помаду и, строя перед зеркальцем уморительные рожи, накрасил себе губы, щёки, нос.

— Не балуй, — отнял у него Петька помаду и стал ею что-то царапать на стенке павильона.

«Наверно, пишут неприличные слова», — подумала девочка и, не поднимая головы, сказала:

— Зачем портишь стенки? Это ведь не твой павильон, а государственный.

Ей никто не ответил. Оба — Стёпка и маленький Ванька — зорко следили за Петькиной рукой. И хотя Инка решила не смотреть, но всё же не выдержала — посмотрела.

«Марека — сволочь и паскуда», — написал Петька.

— А кто такой Марека? — поинтересовалась девочка.

— А кто такая ты? — недружелюбно проговорил Петька.

— Много будешь знать, скоро состаришься. Тебя не трогают, и ты сиди, молчи, — отозвался Стёпка и снова взялся за делёж трофеев.

— Вот сморкалку я себе беру, а зеркало Алёшке «Вшивому» дам. Нехай на себя любуется и воши считает.

Петька, спрятав в карман помаду, вежливо попрощался с Инкой:

— Моё вам с кисточкой!..

Ванька, зажав в руки мелочь, вприпрыжку побежал за товарищем, а Стёпка и Инка остались вдвоём в павильоне. Сидели они рядышком на скамейке, глядя в разные стороны. Стёпка первый нарушил молчание.

— Ванька непрактичный, — добродушно проговорил он. — Сейчас на все гроши «жуликов» с изюмом купит, а вечером будет хныкать: «Хочу жрать».

Он взял со столика Инкину рабочую книгу по обществоведению, перелистал её.

— Вы уже про попа Гапона проходили?

— Проходили. А ты где учился?

— Я четвёртую группу закончил, — с неожиданной грустью произнёс Стёпка.

— А уркаганишь давно? — задала Инка вопрос, на который однажды не получила ответа.

— Давно…

Стёпке вдруг захотелось поделиться с этой ясноглазой девчонкой:

— Матка и батя померли с голоду. А я один остался. Под Херсоном мы жили, в селе. Ну, я сел на поезд и поехал, поехал. А потом слез с поезда и пошёл, пошёл…

— А в детдом почему не пошёл?

— Был, — махнул рукой Стёпка. — В Ростове был, в Казани, в Одессе. Та хиба всё упомнишь? Я скрозь все дома оббегал.

— Ну и что ж?

— Надоело. Везде только попрекают — хлеб задаром кушаешь, вред государству приносишь… А в Чугуеве мне понравилось. Я там три месяца жил, брюхо наел, по три порции съедал.

— А потом? — Инка внимательно смотрела на него.