Социальные обозначения не что-то пустое, но они подвижны и привязаны к жизненным ситуациям, которые историк зачастую не может знать. Человек в Средние века жил по обычаю своих предков, и лишь в суде и других особых обстоятельствах заходила речь о том, чтобы подыскивать юридические термины. Тогда играли роль те выгоды, которые имелась возможность из них извлечь. Укрыться под обозначением, акцентирующим зависимость, было так же обычно, как в других условиях доказывать свою свободу и бороться за нее. В свете этого «расплываются» основные характеристики феодального общества. Менее очевидным становится противопоставление античного рабства и средневековой свободы крестьянина, пусть даже и зависимого. Категории свободы и несвободы имели свою сложную и запутанную историю в средневековом мире.
РАБСТВО И СВОБОДА В СРЕДНИЕ ВЕКА
Рабство как исключение из публичной жизни и подчинение частной власти домохозяина привычно и неразрывно связано в нашем сознании с историей греко-римской Античности. Но нельзя не заметить, что с условным началом Средневековья рабов стало даже больше, чем в пору расцвета рабовладения на заре Римской империи. Во всяком случае, рабство этого времени документировано лучше античного. В кодексе права Вестготского королевства о рабах говорится в половине статей. Все историки сходятся в том, что само рабство в меровингскую эпоху сродни античному; некоторые полагают, что точно так же дело обстояло и в каролингское время. Человек может быть «либо свободный, либо раб, ничего больше», - через «Бревиарий Алариха» эта формула Кодекса Феодосия естественным порядком переходит в один из капитуляриев Карла Великого. И лишь постепенно рабство сдает свои позиции, что становится ощутимым в X в., когда рабы уже редко упоминаются в источниках по истории целого ряда регионов Средиземноморской Европы. В Оверни, Каталонии или Лациуме «рабы» совершенно исчезают из текстов с конца X - первой трети XI в. На севере Европы фиксация крупных контингентов рабов сохраняется дольше.
В большинстве регионов Западной Европы конец древнему рабству, как и древней свободе, кладет новая система аристократического господства сеньориальной эпохи. Около 1000 г. разрушение унаследованных от каролингского времени публичных институтов лишало свободу ее былого конкретного содержания. Социальное возвышение воинов (milites), или рыцарей, делало более явственным размежевание между воинами и крестьянами, внутри которого терялось древнее деление на свободных и несвободных. Навязываемая миру деревни частная сеньориальная власть этих воинов порождала зависимость всех жителей, и новый порядок подчинения и эксплуатации земледельцев нивелировал условия их правового и хозяйственного существования. В частности, большинство французских источников после 1100 г. рисуют слабо дифференцированную массу «людей» (homines), или «селян, земледельцев» (rustici), перед лицом компактных групп рыцарей и проживавших в городах горожан. Отныне свобода и рабство - не более чем нюансы, которые отходят на задний план и мало-помалу теряются. Новая сеньория отчасти накладывается на реликты древнего рабства, что усложняет общую картину. «Рабы» и «свободные» древнего права смешиваются в сходной зависимости от сеньории под общим наименованием «мананов» или «вилланов».