Сердце все еще колотилось, но кровь теперь запела, и мне сделалось очень легко, я будто бы парила над ковром. «Величайшие чудеса свершались в те времена, когда Христос жил на земле, — читала я дальше, — но День Господень тоже явит безграничные возможности для проявления Всевластия Господа. Христиане должны постоянно следить за знаками, которые подают солнце, луна и звезды, а также за другими указаниями на то, что конец близок. Именно в это время зрячие да увидят, как Божественная Длань направляет судьбы Его слуг.
Есть многие примеры того, как Господь помогал тем, чьи молитвы искренни, а вера — тверда. Необходимо помнить, что скептики всегда будут приписывать деяния Господа земным причинам. Это не должно отвращать верующих от истины. Они — свет, сияющий во тьме, а тьма боится света». Я прижала книгу к груди и закрыла глаза.
Не знаю, сколько я там просидела, но через некоторое время сообразила, что больше не слышу шурканья пилы. Открыла один глаз. Передо мной стояли две ноги. Открыла второй глаз. На ногах были папины сапоги. Папин голос спросил:
— Что это ты делаешь?
— Читаю, — сказала я и встала.
Папа сказал:
— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не брала эти книги без спросу?
Он наклонился и начал складывать книги в стопку. Открыл дверцу шкафа и стал закидывать их на место: шварк, шварк, шварк.
— Папа.
Шварк.
— Папа.
Шварк.
Дыхание остановилось, стало больно внутри.
— Папа, там написано, что чудеса случаются и в наши дни.
Он резко выдохнул.
— Что ты за чушь завела про чудеса?
Я крепко прикусила губу, а потом сказала:
— Кажется, в воскресенье случилась одна вещь. В смысле, вчера ночью. Мне кажется, этот снег — чудо.
Папа взял книгу, подул на страницы. Резко захлопнул, поставил рядом с остальными.
Я сказала:
— В книге написано, что мы можем столкнуться с неверием, но не должны падать духом! Там сказано, большинство людей не могут разглядеть знаки…
— Знаки?
Папа закрыл шкаф, взял меня за локоть, вывел из комнаты и затворил дверь. И сказал:
— Что-то меня это начинает утомлять. Снег выпал, потому что такое случается. Даже здесь. Даже в октябре. И больше тут не о чем говорить.
Сердце мешало мне дышать.
— Я тоже слышала голос! — выпалила я. — Как Самуил в храме. Он сказал мне, что именно надо делать.
— Я сейчас рассержусь, Джудит. Ты знаешь, ложь — тяжкий грех.
— Я не лгу! — сказала я. — Я не знаю, откуда взялся этот голос, но я его слышала.
Папино лицо покраснело, глаза потемнели. Он сказал:
— Джудит, ты вечно что-то выдумываешь. Ты живешь в мире своих фантазий.
— А это было на самом деле, — сказала я.