Гостиная дома мадемуазель Елагиной была полна. Впрочем, в сегодняшний вечер сия гостиная, собственно, была не комнатой для гостей, а литературным салоном, который уже сезон собирающим по пятницам все лучшие в городе таланты и знаменитых приезжих гостей и путешественников. В сию гостиную ступала ботфорта его превосходительства сибирского генерал-губернатора Михаила Михайловича Сперанского, знаменитого преобразователя российских законов, направляющегося к месту своего служебного назначения; здесь бывал сын барона Карла Фридриха Иоганна Мюнхгаузена барон Семен Иванович Мюнхгаузен, гренадерский полковник, такой же враль и баснослов, как и его знаменитый отец.
Здесь бывали ученые с мировым именем, путешественники и, конечно, поэты.
Сегодня тоже не обошлось без гостей: профессор Городчанинов привел на салон невесть им откуда взятых двух буддийских монахов, бритоголовых, желтолицых и похожих друг на друга, как родные братья. Они шли пешком из самого Китая и держали путь, кажется, в Европу.
— Вот вам еще диковина, — объявил Серафиме профессор, заводя монахов в гостиную босых, потому как свои сандалии они сняли в прихожей. — С самого Тибету идут, сердешные.
— Что-то они на китайцев мало похожи, — заметила Серафима Сергеевна, раскланявшись с монахами.
— Ну так, почитай, почти год по Руси-матушке топают, — рассудительно произнес Городчанинов, — вот и обрусели.
На любопытствующие взоры монахи не реагировали, на вопросы не отвечали. Они сели в предложенные кресла, подогнув под себя ноги кренделем, прикрыли веки и погрузились в нирвану.
Тем временем литературный салон пошел своим обычным чередом. Читались проза и стихи, старый друг семьи Елагиных Григорий Николаевич Городчанинов, по своему обыкновению, прочитал очередной панегирик императору Александру, оканчивающийся строфой:
Во Александровой державе,
В благословенной сей стране,
Монархов русских вечной славе,
Ликуют музы в тишине.
Бывший губернский прокурор и разных орденов кавалер прочел басню про волка и лисицу, мечтающих стать пастухами овечьего стада и цинично рассуждающих на эту тему, а известный в городе романтик Рындовский, один из немногих бывших воздыхателей Серафимы, продолжавший бывать в ее доме, с большим воодушевлением прочел небольшую оду любви, в коей многих из присутствующих задели за живое следующие строки:
Пусть вдохновенные поэты
Гармонией своих стихов
Одушевляют все предметы, —
Я петь хочу одну любовь!
Конечно, все взоры обратились в сторону держательницы салона. Всем была известна, кроме монахов, конечно, история несчастной любви Серафимы Сергеевны к университетскому профессору доктору Факсу, которая, собственно, и служила источником пленительного дара и гармонических трудов казанской поэтессы. К тому же по традиции салонный вечер всегда закрывала собственными стихами сама Елагина.