Тут Репзик снова умолк, и через мгновение его взгляд, как и взгляды остальных варданцев, был уже прикован к происходящему на нейтральной полосе. Лишенный возможности отвлечь себя разговором, Ларн сразу же почувствовал, насколько напряженной стала атмосфера в окопе.
«Сейчас начнется атака, — подумал он. — Несмотря на то что за спиной у этих людей десятки, быть может, даже сотни подобных атак, напряжение, на кого ни посмотри, явно проглядывает в каждой черточке их лиц!»
Проще говоря, этой мыслью он хотел себя успокоить, уверить, что если даже таким закаленным в боях ветеранам стало не по себе перед лицом неминуемой атаки, то в том, что у него теперь сосет под ложечкой, нет ничего зазорного. И все же полностью убедить себя в этом ему не удалось.
«Я трус! — думал он. — Я уже сейчас боюсь, а выдержат ли мои нервы, когда нужно будет исполнить долг? А если нет? Буду ли я сражаться, когда враг начнет атаку? А если сломаюсь и побегу?..» Однако, какими бы мучительными ни были вопросы, теснящиеся у него в голове, ответов на них он найти не мог.
Хуже всего было ожидание. Уже у бруствера, стоя на насыпной ступени, Ларн вдруг осознал, что с тех пор, как сбили десантный модуль, его невосприимчивость к страху легко объяснялась тем, с какой захватывающей дух быстротой разворачивались события, в которых он участвовал. Теперь же, в этом затишье перед надвигающимся сражением, спрятаться от собственных страхов было некуда. Он вдруг почти физически ощутил, что совсем один… Что родной дом далеко… Что нет ничего ужаснее, чем умереть вот так, в незнакомом мире, под чужим небом, при свете далекой холодной звезды.
— Проверь свое оружие, — сказал ему Видмир, когда увидел, что на той стороне нейтральной полосы собирается все больше гретчинов. — Вот оно… сейчас начнется. Похоже, они наконец устали ждать.
— Мы не будем открывать огонь, пока они дальше трехсот метров, — сказал Ларну Репзик. — Вон, видишь тот плоский темно-серый валун? Это ориентир. Подождем, пока кто-нибудь из орков или гретчей достигнет его, и только тогда начнем стрелять.
Однако, видя, как Ларн растерянно вглядывается в нейтральную полосу, тщетно стараясь понять, какой из тысяч темно-серых валунов является ориентиром, Репзик в отчаянии лишь раздраженно выдохнул:
— Ладно, салажонок, не важно! Начнешь стрелять тогда же, когда и мы. Будешь следовать нашим приказам. Делай то, что мы скажем, когда скажем, и не задавай лишних вопросов. Поверь, это единственно возможный для тебя способ пережить здесь свои первые пятнадцать часов.
Тем временем группа гретчинов на нейтральной полосе увеличилась настолько, что превратилась в орду, насчитывающую несколько тысяч. Все они, казалось, были чем-то возбуждены и переругивались друг с другом на своем непонятном наречии, тогда как наиболее смелые и отчаянные из них нахраписто проталкивались вперед, словно в предвкушении того, что должно было вот-вот начаться и чего они так долго ждали, простаивая в задних рядах. Но вот ожидание наконец закончилось, и Ларн впервые в своей жизни услышал гул тысяч вражеских голосов, слившихся в один ужасающий боевой клич.