Делают этот “шмон” так: в зону входят человек 500 солдат и офицеров, выстраиваются в цепочку, у каждого в руках стальной прут-щуп, и они проходят через всю зону, прощупывая этим стержнем землю через каждые 3-5 см. Если земля разрыта, то щуп немедленно находит это место, и тут же солдаты прокапывают это место лопатой. Таким образом, в землю прятать что-нибудь бессмысленно. Потом они начинают ломать завалинки у бараков, нижние части стен, вскрывать крыши, взламывать чердаки. В это время все заключенные должны находиться в бараке. Закончив это прощупывание и разламывание, заключенным объявляют: “Всем находиться в бараках!” Туда входят солдаты и офицеры и начинают личный обыск заключенных: раздевают догола, по одной перебрасывают твои вещи к двери, и когда ты оказываешься совсем голым, все твои вещи прощупывают, а затем разрешают пройти к дверям, там одеться и выйти на улицу. Теперь и зона проверена, и люди обысканы. После этого охранники буквально начинают ломать все в бараках. Тумбочки и нары - прощупывают, просматривают, ломают. А когда заканчивают обыск постелей и нар, то они уходят проверять чемоданы заключенных, хранимые в каптерке, а мы остаемся для ремонта зоны. Итак, прятать в зоне что-либо бессмысленно.
Проведя много времени в раздумьях о том, как спрятать эти тетради, я все же нашел выход. Я решил к своему одеялу подшить с двух сторон по низу карманы из легкой ткани, а когда начнется обыск, окунуть это одеяло в воду, повесить его открыто посреди зоны около барака на веревку, и в карманы положить эти тетради, обернутые в целлофановые обложки. Когда вода оттянет эти карманы и одеяло, то увидеть там, очевидно, ничего не удастся. Да и вряд ли кто-то обратит внимание на мокрое одеяло. Мы попробовали это и увидели, что метод, безусловно, хорош, а то, что он новый, дает надежду на успех. Мы приготовили карманы, нашили их на одеяло, поставили около моей койки ведро с водой, чтобы все проделать мгновенно, и держали эти тетради спрятанными под матрацем на тот случай, когда их можно будет перенести в “карманное” одеяло.
Я продолжал поиск, через кого перебросить на свободу тетради, но ничего не удавалось. К одному еврею, правда, приехала мать, и я попросил его на свидании отдать их ей, но он побоялся... Утром 30 апреля начался “шмон”. Мы с Золей и Сашей быстро окунули одеяло в воду, разложили тетради, повесили одеяло на веревку перед моими окнами в бараке, и в этот момент радио прокричало: “Всем заключенным немедленно войти в бараки, никому не оставаться на улице”. Мы ушли в барак. Надзиратели и офицеры прощупали зону, потом переломали завалинки, чердаки и крыши и, наконец, вошли к нам в барак. В бараке процедура обыска прошла благополучно, потому что ни у кого ничего не было - и мы очутились на улице. Во дворе мы стояли с Сашей и Золей и смотрели, как висит наше одеяло, а никто из надзирателей даже и не думает к нему подойти. Мы, конечно, были очень рады успеху, и, когда закончился обыск, радостно вошли в барак. Предварительно, конечно, мы сняли одеяло, вынули тетради, одеяло повесили обратно, и с тетрадями вернулись к моим нарам. И вот тут произошло то, за что я себя до сих пор виню... Дело в том, что кое-кто из моих друзей-евреев не раз говорили: “Ты затеял очень опасное дело, ты играешь с огнем. Мало того, что ты сам получишь 10 лет “по новой”, если тебя арестуют. Но ведь власти сделают из этого большое массовое дело - “еврейский заговор”. Ты рискуешь не только собой, но и нами. Поэтому прекрати перевод и сожги сделанное”.