Встряхнув головой, чтобы разогнать остатки сонливости, я хриплым от долгого молчания голосом предложила всем пройти в зал, где будут окончательно и бесповоротно отобраны произведения для выставки. И мы двинулись в это чертово помещение, которое я уже видеть не могла. Кажется, итальянцы тоже не могли его видеть. Алессандро Кавальери, рысью обежав экспонаты, перечисленные мною в рекомендательном списке, со всем согласился безоговорочно, будто ему все равно, какие из опусов поедут пугать население Флоренции. Кавальери-младший, Чингьяле с Бриллой и даже переводчик вели себя куда серьезнее: периодически останавливались и рассматривали то одно, то другое страшило с брезгливым интересом, вполголоса перебрасываясь репликами — хорошо, что кроме меня никто по-итальянски не разумеет.
А после пробежки в синьоре Алессандро неожиданно пробудился живой интерес, доныне практически себя не проявлявший, и Кавальери-старший спросил, подозрительно широко улыбаясь:
— Скажите, синьорина Крапьюнови, а центральное изваяние вы считаете малопригодным для демонстрации в силу его громоздкости или неких иных качеств?
Надо было видеть это "центральное изваяние". Меня всегда изумляло, почему такой субтильный субъект, как Мыльцев, выбрал столь нелегкий путь к успеху — нелегкий в буквальном смысле этого слова. Чертов зануда паял из кусков труб, пластин, каких-то токарных отходов гигантские статуи — пионеры-сборщики металлолома его бы горном и вымпелом наградили за каждый "статуй", сдай только Мыльцев добровольно любое свое творение на пункт металлосбора. Истукан, о котором спрашивал Кавальери, должен был олицетворять преодоление человеком детских комплексов. Не знаю, каких именно. Если у человека комплексы такой тяжести, его место — в закрытой охраняемой лечебнице для особо опасных душевнобольных. Перед публикой представал огромный, примерно двух с половиной метров в высоту младенец, исполненный в кубистской манере. Из его головы, половина которой была аккуратно срезана, точно верхушка арбуза, с натугой вылезал человечек, размером и пропорциями похожий на лилипута.
Хуже всего в этой жертве фрейдизма было то, что огромная масса изваяния концентрировалась в жирном младенческом брюхе, а постамента чугунный монстр касался лишь слегка — пальцами одной ноги. Недоносок, зависший в жутковатом подобии балетного па над головами посетителей. Поставь Мыльцев свое детище на карачки, оно стало бы ненамного безопаснее. Когда пришлось воздвигать "акселератика", как рабочие прозвали мыльцевского урода, прямо посередь зала, на его укрепление была брошена вся бригада и использован весь арсенал крепящих деталей и инструментов. И все-таки я интуитивно предпочитала обходить "Рождение невинности" по периметру зала, вдоль стеночки. И вот, повинуясь интересу неугомонного иностранца, я с опаской подошла к малолетнему комплексатику двухметрового росточка.