Я полюбила командира части,
Вернувшись из четвертой ходки в тыл.
Всегда была в его железной власти,
А тут еще меня он полюбил.
Поженимся! Да разве это дело?
Вокруг такая страшная война.
А для начальника разведотдела
Женитьба на бойце исключена.
И мы ушли в глубокое подполье.
Не знал, не ведал даже замполит.
Таились — каждый со своею болью,
Скрывая друг от друга, как болит.
Недаром конспирации учились
Мы, строго засекреченный народ:
Обет молчанья — что бы ни случилось,
И в разговорах — все наоборот.
От девочек узнала я случайно,
Что скоро предстоит одной из нас
Отчаянное выполнить заданье,
А сбрасывать назначен он как раз.
Когда спросил любимый перед строем,
Кто добровольцем полететь готов,
Решительно вперед шагнули трое,
А он стоял, смотрел поверх голов.
Наш строй из трех и состоял девчонок,
Пока еще оставшихся в живых.
Во фронтовой гимназии ученых
Премудрости ударов ножевых.
Начальник медлил, выбор совершая,
И был ужасно бледен потому,
Что понимал: коль в тыл пойдет другая,
Я малодушья не прощу ему.
Он сбрасывал меня уже над Польшей.
Я, перед тем как вывалиться в люк,
Сказала, что ничьей не буду больше,
Каких бы мне ни предстояло мук.
Не так уж важно, что со мною было —
Есть много книжек про фашистский ад.
Узнала я, когда пришла из тыла,
Что самолет не прилетел назад.
После войны я ездила на место,
Где в топь лесную врезалось крыло.
Про экипаж доныне неизвестно,
Там все быльем-осиной поросло.
Могла б, конечно, выйти замуж снова,
Была бы добрая жена и мать.
Но где второго отыскать такого,
Чтоб так любил, что мог на смерть послать?