Надрывая горло, истошно заорал, замахал руками:
– Еще немного! Быстрее! Здесь безопасно! Мы вышли!
Узкий каньон последнего километра подъема превратился в филиал ада: грязная река волочила камни, сбивала с ног людей и лошадей, тащила телеги. Лишь человеческое упрямство, граничащее с безумием, не позволяло стихии взять верх – колонна медленно выбиралась из западни. Я видел, как склоны, превратившись в желе, сползают под собственным весом, грозя вот-вот засыпать дно ущелья тысячами кубометров грунта.
Мы успели. Хотя и не все. Несмотря на все старания, хвост колонны был потерян – люди, отчаявшись вытащить телеги из грязевой западни, вынуждены были их бросить. Некоторые, если глаза меня не обманывали, при этом рыдали: каждый понимал, что малополезных вещей у нас к этому моменту не осталось – такие были брошены сразу. То, что сейчас оставляли, должно было помочь выжить в опасном краю, а теперь гибнет в грязи.
Тук, уйдя в грязь по самый горб, добрался до одной из оставленных телег, вскарабкался, открыл дверцу клетки. Почтовые голуби были испуганы и отказывались выбираться, но он, не церемонясь, разломал стенку, выгнал птиц, развернулся, прыгнул в трясину, погрузившись по самую шею. Но не завяз окончательно – каким-то чудом вырвался, пополз назад, захлебываясь от потоков набегающей грязной воды. С замиранием сердца я следил за ним издали до тех пор, пока ему не кинули веревку.
Напоследок ущелье взяло обильную жертву – под очередным оползнем осталось сразу несколько человек, а еще пару сбило с ног поднятой волной и течением унесло вниз.
Учитывая, что в непогоду именно в нижней части подъема самое опасное место, я не сомневался, что больше их не увижу.
Последняя телега выбралась наверх. Грязь покрывала ее толстым слоем, превратив колеса в подобие резиновых шин. Обессиленные мужчины и женщины, на чьих руках и плечах эта повозка была спасена, попадали вокруг на камни или даже в лужи – стихия их вымотала полностью. Посмотрев на ущелье, я увидел, как в грязи тонут мешки и вьюки, а далеко внизу бьется лошадь, сломавшая ногу: в спешке ее не успели добить, и несчастное животное затягивало в трясину, еще час назад бывшую твердой дорогой.
Никогда в жизни не видел, чтобы взбесившаяся грязь такое вытворяла. И, надеюсь, больше не увижу. Людей жалко – их и так мало. И груз жалко – мы, наверное, потеряли большую часть продовольствия. Но жалею как-то абстрактно – еще не прочувствовал произошедшего.
Обернувшись, осмотрел равнину. Не заметил ничего нового – все осталось как при первом взгляде. Унылое плоскогорье. Надеюсь, дальше будет веселее. Да я и на бесплодную пустыню готов – лишь бы не эта проклятая грязь.