Время шло, а с нами ничего не происходило. Земля не разошлась под ногами, небо не обрушило шквал смертоносных молний, ядовитый воздух не унёс нас в страну забвения… Страх потихоньку отлегал, на смену ему пришло любопытство. Я начал осматриваться вокруг. Всё так же мрачно, серо. Кич залез на крышу полуразрушенного дома и издал радостный вопль. В другой ситуации я бы кинул в него камень или ещё что потяжелее, но сейчас этот крик значил гораздо больше, чем кто-либо мог подумать. Это был наш общий победоносный клич: мы больше не боимся! Напряжение прошло. Вот уже и Сир ковыряет палкой невиданное растение, а Брок, пыхтя и ругаясь, лезет к Кичу на крышу. Только Кира стоит на месте. Но это лишь оттого, что она рассматривает удивительные узоры на сломленной колонне. Моё внимание привлекает статуя. Вернее, ноги статуи, поскольку кроме них ничего не осталось. Чуть больше размером, они совсем не похожи на человеческие. Что это: голая ступня или причудливый раздвоенный сапог? Две коленные чашечки, если это чашечки, конечно. Хотя, очень может быть. Страшно даже представить, что же было дальше, после ног. Интересно, это скульптура ваялась с натуры, или всего лишь плод воображения мастера?
Меня окрикнул Сир и тут же вручил овечью шкуру. Я так увлёкся размышлениями, что и забыл про холод. Только Кич обошёлся без шкуры — он чувствовал себя здесь прекрасно. Ещё бы! Будь у меня столько шерсти на теле…
Целью нашей экспедиции, в первую очередь, было испытать как можно больше приключений. Во вторую — что-нибудь дорогостоящее найти. Этические или духовные вопросы, насколько мне известно, нас интересовали крайне мало… Возник спор, в каком направлении держать поиски. О том, чтобы разделиться и пойти кто куда захочет — речи никто не поднимал. Вместе: и веселей, и безопасней. Сошлись на варианте идти к гигантской секвойе. Не зря ведь она там растёт?
По дороге мы часто останавливались: выбитые окна и двери заброшенных зданий словно манили. Одно здание мне запомнилось больше остальных: оно было почти целое и, как мне показалось, из глубины его комнат доносилось прекрасное пение. Но это был лишь обман слуха, поскольку друзья ничего не услышали. Дверь лежала у входа словно большой деревянный коврик. Я вошёл внутрь повинуясь какому-то внутреннему порыву. Слабый свет проникал через трещины и дыры в потолке и стенах. Коридор, в самом конце которого отчётливо виднелась обитая потускневшей, полопавшейся кожей дверь. Именно там, за этой дверью, и рождалось прекрасное пение. Не знаю откуда, но я это знал. Каждый шаг поднимал в воздух облака столетиями оседавшей пыли. Я с брезгливостью убрал налипшую паутину с лица и волос. И вот я уже у двери. Протягиваю руку чтобы открыть…